— Не сердись на меня, товарищ командир, — еле переводя дыхание, зашептал запекающимися губами Задорный. — Почти от Ковеля в боях, но чтобы бояться, так я не боюсь. Бойца определить надо, чтобы знал, где он и что…
Оборона на нашем участке продолжала оставаться непоколебимой. Глядя на героические усилия донбассовцев и гомельчан, я думал: «Не сдвинет нас враг». Но мы были заняты на узком отрезке фронта и не видели, не знали того, что делается на других участках. А там произошло то, что часто происходило в тяжелое время первых месяцев войны. Пока мы бились под Семеновкой, обороняя Гомель, враг вступил в город с севера.
К вечеру 19 августа я получил приказание — срочно прибыть в штаб армии, а командование передать Смолькину.
ПАРТИЗАНЫ ИЗ ЛЕНИНО
В штабе армии я узнал, что меня вызывали в Военный совет, в политотделе я должен был взять партизанский материал и с ним явиться к членам совета. «Неужели новое дело?» — подумал я.
Получив тощую, с синими корками папку и сунув ее подмышку, я направился узкой лесной тропой к палатке Военного совета.
Жгло солнце. На грудь прыгали кузнечики, над головой жужжали жуки. Я отбивался от насекомых своей папкой… Что-то мне скажут в Военном совете? Быть может, моя обязанность всего лишь — доставить эту папку с грифом «Совершенно секретно»?
В палатке Военного совета я застал и Колонина и Калинина. После Гомеля я не виделся с ними. Хотелось поговорить о героизме батальона донбассовцев, хотелось излить душу, но Колонии одним словом исчерпал всю тему.
— Повоевал? — спросил он.
Я посмотрел на него вопросительно.
— Садись.
Я сел.
— В партизанском деле понимаете что-нибудь, товарищ Андреев? — спросил Калинин.
Такого вопроса я не ждал. А пристальный, тяжелый взгляд Калинина требовал немедленного и, казалось, непременно положительного ответа.
— Нет, — подумав, ответил я, — ничего не понимаю.
И действительно, я ничего не понимал в партизанском деле. Я думал, что этим откровенным ответом огорчу членов Военного совета. Но ом и, переглянувшись, одновременно улыбнулись, и Колонии сказал:
— До твоего прихода мы тоже признались друг другу, что ничего в партизанском деле не смыслим. А кто смыслит? Ясно одно — откладывать нельзя, партизанами пора серьезно заняться. Вот и поговорим…
Говорили, впрочем, недолго. И без разговоров было ясно, что партизанское движение требует пристального внимания и помощи армии, что мы должны оказать партизанам поддержку и оружием, и советом, и кадрами.
— Чего вы требуете от меня? — спросил я.
— Вы будете работать с партизанами, — сказал Колонии.
— Прошу разъяснить, в чем мои обязанности. С чего начинать?
— Задать такой вопрос и мы можем. На первый случай загляни в свою синюю папку, — посоветовал Колонии.
Калинин потребовал от секретаря еще одну папку. В ней хранились списки отрядов и групп, оставленных советскими и партийными органами Белоруссии в тылу врага.
— Составьте план работы. Свяжитесь с районными комитетами партии и проследите, чтобы люди в дивизиях работали с партизанами… — инструктировал Калинин.
Я записывал и думал: «Вот и новое дело. Судя по обстановке, очень важное».
— Да, да, — продолжал Калинин. — Заставьте людей в дивизиях работать. А кое-кому придется из головы дурь выбить. Умудряются вместо помощи организованным в районах отрядам пополнять за счет партизан свои части. Таких мудрецов направляйте к нам!
Мне хотелось ознакомиться хотя бы с одной партизанской группой. На мое счастье, в штаб армии приехал за советом и за оружием секретарь Тереховского райкома партии. Меня с ним познакомили. И мы договорились, что я в тот же вечер выеду в село Ленино, на место дислокации ближайшей партизанской группы.
Мне нужно было в этом селе найти одну женщину. Она должна была связать меня с другой женщиной, а уж та, другая, как предупредил секретарь райкома, укажет, где партизаны. Я все эго старательно заучил: очень боялся чем-либо нарушить партизанскую конспирацию.
Наш «газик» вкатился в село с заходом солнца. Зеленые огороды, примыкающие к хатам, картофельное поле, помятое проходившими тут войсками, и дальше степь — все было освещено лучами заходящего солнца. В лица нам пахнуло прохладой. Словом: «Слети к нам, тихий вечер, на мирные поля». Кому не знаком этот час наступающей тишины летнего вечера в деревне?
Но совсем недалеко бухали снаряды, надсадно строчили пулеметы и высоко в небе тонко звенел по комариному самолет, а потом еще два с бешеным воем пронеслись почти над самой головой.
На дороге еще вилась взбаламученная пыль, только что пастух прогнал стадо. Пахло утробным теплом и парным молоком, но окна многих хат были заколочены, а в некоторых вынуты стекла. Какая-то девочка — она тащила домой заблудившегося теленка — застыла на месте с вопросом в испуганных глазах: «Кто этот дядя, какие- то вести он везет в село?» Молодая беременная женщина остановилась, держа в руках огромный узел с домашним скарбом.
Около одной хаты толпились мальчишки. Заметив машину, они выжидающе замерли.
Я остановил машину, подозвал одного из этой компании и спросил его, как мог тише:
— Где живет такая-то?