Народная война

— Мы знаем, — сказал секретарь райкома, ритмично пристукивая кулаком по столу: — за многовековую историю русские люди не раз вступали в партизанскую борьбу с захватчиками, не имея личного опыта, и тем не менее побеждали. И у нас дело пойдет не хуже, а лучше, чем у предков. И подполье тоже. Идея подпольного движения, — продолжал он после паузы, — не столько, по-моему, должна быть связана с отрядом, сколько с работой среди населения и в учреждениях врага… Одним словом, разведка и разложение противника…

— Насчет идеи уже Сталин сказал, — прервал человек с маузером. — Скажите лучше, как с оружием?

— Вам известно, что мы уже заложили базу оружия, — сказал секретарь. — И продовольствие тоже припасено: месяца на три хватит.

— Сколько человек знают про базу? — спросил я.

— Кто намечен в отряд, все знают.

— Никто не предаст?

Все переглянулись. Такая мысль, видимо, им не приходила в голову. А если и приходила, боялись, верно, высказать: еще обидится кто-нибудь.

— Ну, как это может быть? — заговорили все разом. — Нет, таких сволочей у нас не будет…

— Я вижу, товарищ полковник, — начал хозяин, — вы человек справедливый и осмотрительный. Вот бы вы у нас и остались…

— Верно, верно, — заговорили со всех сторон. — Нам бы настоящего командира!

Все с надеждой посмотрели на меня. Разговор оживился. Какой-то пожилой, мрачный человек встал и низко, почтительно мне поклонился.

— Я понимаю, товарищ полковник, вы приехали проверить, умные, мол, тут, ай дураки живут. Представь, что дураки, и будь нам головой. Без головы ума нету, а ума не будет, клочья от нас останутся. Все потроха из нас немец вытрясет.

— Послушай, дед, ты панику здесь не поднимай! — крикнул кто-то.

— Никакой паники я не поднимаю.

— Не поднимаешь? А некоторые люди от такого неверия в себя спать перестали! Ей-богу! У нас тут один утешительных капель достал, — валерьянка, что ли, — всю семью напоит, тогда постель стелют.

— Так у него восемь едоков, он теперь до конца войны не очнется. Тебе хорошо, ты один, у тебя и шапка набекрень.

— У меня отец.

— Ему восемьдесят лет.

— Эх, хорошо одному! — крякнул пожилой человек с лукавой улыбкой. — Лег — свернулся, встал — встряхнулся, за тобой никто не гонится. Одна душа.

«Да, — думал и я, глядя на окружающих меня людей, — а что, если мне придется воевать с такими товарищами не в армии, а вот так, «общим собранием», где кто во что горазд?» Все здесь казалось мне несерьезным, наивным. Я видел желание людей воевать, видел их готовность встретить опасность, но все это— при полной неосведомленности, как воевать, как встречать опасность. И как представитель Красной Армии я решил смотреть на этих людей с точки зрения профессиональной: это легче, чем давать советы по новому и сложному вопросу. Ведь если держать с ними связь… Такие отрядики в десять — пятнадцать человек, разбросанные по всему немецкому тылу… Это колоссальная помощь армии. Необходимо использовать!

— Давайте подумаем, товарищи, — сказал я, — как вам наладить и как держать связь с армией?

— Как связь? Какую? — удивились все и заговорили сразу.

— Да что ж, мы на вечность, что ли, останемся у немцев?

— Два-три месяца он здесь прокрутится, не больше! Не год же в самом деле!

— Осень вот!.. А там зима их прижмет, наши ударят!..

— Жиганут их отсюда, ну и покатятся они к чортовой мамаше.

Довод был убедительный. Тогда не только они, а многие были убеждены в том, что оккупация — явление кратковременное.

Выяснилось, что, кроме винтовок и небольшого запаса патронов, группа села Ленина ничего не имела: ни мин, ни тола, да и как обращаться с ними, никто не знал. Три колхозника из села обучаются на партизанских курсах в области, но они еще не вернулись. Чем дальше я беседовал с партизанами, тем больше овладевало мной чувство досады на себя за ограниченность познаний в партизанском деле. Как представлял я себе партизанскую войну? Да никак! Статью в журнал о теории и истории партизанского движения я бы написал, а вот как теорию осуществлять на практике…

И все-таки самый факт моей первой встречи с будущими партизанами имел огромное значение для меня, вероятно и для них. Туманность и неразбериха начали мало- помалу рассеиваться.

Я рекомендовал партизанам выпускать в тылу врага свою газету. Я пообещал завтра же доставить им маленький типографский станок «Бостонку», а также мины и взрывчатку. Мы наметили несколько дополнительных баз, назначили разведчиков, определили объекты их работы в интересах штаба армии, выделили связных, и тут опять явились затруднения: как связываться?

— Как искать вас, когда штаб уйдет из Тереховского леса? Как переходить линию фронта?

— Где пешком, где ползком, — сказал секретарь.

— Это когда-то было хорошо, — вскипел опять человек с маузером. — Когда бог с большой буквы писался. Нет, брат, нам нужны современные средства связи.

Я обещал достать радиопередатчик и приемник… Я обещал. Но чего только я не обещал! И теперь еще совестно вспомнить. Однако я и в самом деле был тогда уверен, что все сделаю.