Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Лемерт прекрасно осознавал, что переход от первичного ко вторичному отклонению представляет собой сложный процесс. То, по какой причине возникает социетальная реакция и какой вид она принимает, зависит от меры отклонения и его выраженности, а последствия реакции зависят от множества случайных факторов и сами по себе являются лишь одним из факторов в развитии девиантной траектории. Таким образом, связь между реакцией и включением ее индивидом в собственную идентичность отнюдь не неизбежна; ярлык «девиант», иными словами, далеко не всегда «принимается». Индивид может игнорировать или рационализировать ярлык либо только сделать вид, что он его принял. Такой тип индивидуальной последовательности, однако, составляет лишь одну из частей картины: более важны символические и непреднамеренные последствия социального контроля в целом. Девиантность в некотором смысле возникает и стабилизируется как артефакт социального контроля; вот почему Лемерт может утверждать: «…старая социология была склонна в значительной степени опираться на идею, что девиантность приводит к социальному контролю. Я пришел к выводу, что обратное представление – социальный контроль приводит к девиантности – в равной степени обоснованно и потенциально является более богатой предпосылкой для изучения девиантности в современном обществе»[55].

Настоящая книга стремится – по крайней мере отчасти – именно к тому, чтобы показать обоснованность и богатство этой предпосылки. Однако я делаю больший упор на логически предшествующей задаче – на анализе природы определенного числа реакций, а не на окончательной демонстрации их возможных последствий. Как идентифицировались, стигматизировались и контролировались моды и рокеры? Через какие стадии или процессы проходила эта реакция? Почему она принимала тот или иной вид? Чем – если вновь процитировать Лемерта – были «мифология, стигма, стереотипы, паттерны эксплуатации, урегулирования, сегрегации и методы контроля, [которые] возникают и кристаллизуются во взаимодействии между девиантами и остальным обществом»?[56]

Существует множество стратегий – и некоторые из них применимы совместно – для изучения таких реакций. Можно взять выборку общественного мнения и исследовать его отношение к той или иной рассматриваемой форме девиантности. Можно записать реакции на уровне личной коммуникации: например, как люди реагируют на то, что они считают гомосексуальными ухаживаниями[57]. Можно изучить работу и убеждения конкретных контролирующих органов, например, полиции и суда. Или, опираясь на все эти источники, можно составить этнографическое и историческое описание реакций на то или иное состояние или форму поведения. Это особенно подходит для форм девиантности или проблем, воспринимаемых как новые, сенсационные или в каком-то ином смысле особо опасные. Так изучались «волны преступности» в Массачусетсе XVII века[58], курение марихуаны в Америке 1930-х годов[59], феномен тедди-боев в Британии 1950-х[60] и употребление наркотиков в районе Ноттинг-Хилл в Лондоне 1960-х годов[61]. Все эти реакции связывались с той или иной формой моральной паники, и именно в традиции подобных исследований будут рассматриваться моды и рокеры. Но прежде чем перейти к рассмотрению этого кейса, я бы хотел обосновать, почему я уделяю столь пристальное внимание одному особенно важному носителю и производителю моральной паники, а именно массмедиа.

Девиантность и массмедиа

Решающим фактором для понимания реакции на девиантность как со стороны общественности в целом, так и со стороны агентов социального контроля, является характер получаемой информации о рассматриваемом поведении. Каждое общество обладает набором представлений о том, что вызывает девиацию (это болезнь или же сознательное извращение?), и набором образов типичных девиантов (нормальный ли это парень, сбившийся с пути, или отморозок-психопат?). Эти представления формируют линию поведения в отношении девиации. В промышленных обществах совокупность информации, на которой базируются такие представления, неизменно берется из вторых рук – поступает уже обработанной средствами массовой информации, т. е. подвергается альтернативным определениям того, что составляет «новости» и как их следует собирать и представлять. Далее информация структурируется в соответствии с различными коммерческими и политическими рамками, в которых действуют газеты, радио и телевидение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология