Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров

Коммуникация и в особенности массовое распространение стереотипов зависят от символической силы слов и образов. Нейтральные слова, вроде географических названий, могут символизировать сложные идеи и эмоции; к примеру, Перл-Харбор, Хиросима, Даллас и Аберфан. Аналогичный процесс происходит и в описании модов и рокеров: эти слова, а также Клактон, приобрели символическую силу. Появились такие выражения, как «нам не нужен здесь еще один Клактон» или «вы же видите, что он один из этих модов».

В рамках символизации происходят три процесса: слово («мод») становится символом определенного статуса (делинквентного или девиантного); объекты (прическа, одежда) символизируют слово; сами объекты становятся символом статуса (и эмоций, привязанных к статусу). Совокупный эффект трех этих процессов в том виде, в каком они возникли на стадии описания, заключался в том, что термины «моды» и «рокеры» были вырваны из ранее нейтральных контекстов (например, обозначения разных потребительских стилей) и приобрели полностью отрицательные значения. Аналогичный эффект описывается Тернером и Сурасом в их классической работе о столкновениях с зутерами[88], а также Роком и мной в исследовании о том, как эдвардианский стиль одежды стал трансформироваться в народного дьявола тедди-боя[89].

В своем разборе Тернер и Сурас называют этот процесс созданием «однозначно неблагоприятных символов». Заголовки газет и межличностное общение после первоначальных происшествий в Лос-Анджелесе вновь напомнили о фобии и ненависти к мексикано-американской молодежи. Референции к этой группе строились таким образом, чтобы лишить ключевые символы (различия в моде, образе жизни и развлечениях) их благоприятных или нейтральных коннотаций, и в результате они вызывали однозначно неблагоприятные чувства. Содержательный анализ показал, что в референциях к мексиканцам произошел переход к «теме зутеров», которая определила этот конкретный стиль одежды как «метку преступника» и объединила такие референции с упоминаниями о нападениях и оргиях с участием зутеров. Зутер неизменно идентифицировался с обобщенной группой мексиканцев. Аналогичным образом черты статуса модов и рокеров на более поздних стадиях реакции были распространены на обобщенную группу подростков. Их «меткой преступника» стали символы вроде куртки с меховым воротником и мотороллера, которые сами по себе вызывали враждебную и карательную реакции[90].

Символы и ярлыки в конечном счете обретают собственный описательный и объяснительный потенциалы. Так, если взять пример более раннего народного дьявола, ярлык «тедди-бой» стал общим обозначением злоупотребления или непотребства (например, Джона Осборна называли «интеллектуальным тедди-боем»); дьявол рассматривался как особый тип личности (предлагались лекарства для усмирения тедди-боев, которые бы сделали их более податливыми для лечения; ходили фразы наподобие «некоторые из этих солдат – просто тедди-бои в форме»), а символы рассматривались как меняющие человека («он не попадал в неприятности, до тех пор пока не купил эдвардианский костюм»; «с тех пор как мой сын купил эту вещь год назад, его характер сильно изменился»).

Подобная символизация отчасти проистекает из тех же стандартных процессов массовой коммуникации, которые приводят к преувеличению и искажению. Так, например, для создания однозначно негативных символов использовались вводящие в заблуждение и неуместные заголовки, тогда как фактическое событие не давало для этого никакого основания или по крайней мере было неоднозначным. В частности, рассказы о событиях на Троицын день 1964 года объединили с сообщением о смерти одного из модов, который упал со скалы недалеко от Брайтона и разбился. Аналогичным образом в августе 1964 года появились заголовки: «Труп мода найден в море». Ни в том ни в другом случае смерть не имела никакого отношения к беспорядкам и последовала в результате несчастного случая. Чтение одних только заголовков или более ранних сообщений, в которых ничего не говорилось о заявлениях полицейских по поводу несчастных случаев, приводило к возникновению в сознании ложной связи. Этот эффект достиг причудливых высот в заголовке дублинской Evening Press (18 мая 1964 года): «Ужас проникает на английские курорты. В парке обнаружен изувеченный мод». На самом деле «изувеченным модом» был мужчина в возрасте от 21 до 25 лет в «куртке мода» (?), найденный заколотым в субботу утром (за день до происшествий на курортах) в Бирмингемском парке[91].