Гвардейской Конноартиллерийской роты капитан Захаров, в сражении при Бородине, начальствовал батареею из 8 орудий, находившеюся на самом фланге левого крыла нашей армии. Перед началом сражения, ему было приказано перевести 6 орудий в другое место. Следуя с ними по назначению, вдруг вернулся он к тем двум, что оставлены на прежнем месте, чтобы узнать, все ли в них в исправности. Когда он подехал к ним, и взял за руку поручика, говоря: «Завидую вашему счастью, вы будете еще сражаться». Потом, обретясь, к солдатам, спросил: довольно ли снарядов? В это мгновение неприятельское ядро поразило его. Четыре канонира подняли его на руки, и пошли с поля сражения. Захаров, терпевший от раны, ужаснейшие страдания, имел геройство думать единственно о пользе службы, и велел двум канонирам воротиться на прежнее место. «Подите туда, вы Тамм нужны, а меня и двое как–нибудь донесут»! Он умер через четверть часа на руках этих солдат, спрашивая в последние минуты жизни: «Наша ли победа? Отступает ли неприятель»?
2 сентября, в день вступления французов в Москву, передовой отряд их, бывший под начальством Неаполитанского короля Мюрата, подойдя к Троицким воротам, с удивлением заметил, что ворота заперты, и стены вокруг них усеяны вооруженными людьми, тогда как по словесному соглашению с генералом Милорадовичем, военные действия были прекращены на все время выступления наших войск из столицы.
Французы остановились, но в тоже мгновение раздался залп из ружей, направленных против них. Французы увидели, что они имеют дело не с войсками, а с несчастными жителями, которые решили до последней капли крови защищать родной город.
Во время пребывания французов в Москве, два солдата – баварец и поляк, однажды поймали какого–то купца, сделали его своим кашеваром и привели в церковь, обращенную ими в кухню.
Когда купец увидел, что посреди церкви поставлен треножник с котлом, под которым горели расколотые образа, просил позволения принести дров.
Но те слушать, его не хотели и еще больше начали издеваться над русскою святынею. Они заставили купца рубить иконостас. Он бросился перед ними на колени и обявил что у него руки не подымаются на родную святыню.
Вместо того, чтобы снизойти к его благоговейному религиозному чувству, поляк начал бить его, ударяя по голове шашкою, так что несчастный упал на землю. Баварец присоединился к поляку, и стал колоть его штыком. Несчастный потерял сознание и был выброшен варварами за церковную ограду. Ночью избитый купец пришел в себя, и с трудом дотащился до ближайшей деревни, где ему сердобольные крестьяне подали первую помощь.
Один поселянин Матвей Безруков, занимавшейся в Феодосии извозом на собственных волах, когда услышал, что государь приглашаем к пожертвованиям для защиты Отечества и к ополчению, явился к городскому начальству с просьбою принять отв. него его 12 пар волов с повозками, составляющее все его имущество, и позволить ему самому, вместе с сыном его служить при ополчении для перевозки груза, какой будет указан ему. «Чем богат, тем и рад», сказал он.
Нечего говорить о том, как многие из Феодосийцев последовали его примеру, – несли свои пожертвования и вступали в ополченцы.
Во время бегства французов через Смоленскую губернию, один французский полковник с шестью офицерами напал на крестьянскую бабу в деревне Соколовой. Та не растерялась. Она, как глазом моргнуть, вонзила ему в бок железные вилы, и затем бросилась на других, но все они так перепугались, что разбежались. Прасковья, так звали храбрую крестьянку, сняла с убитого полковника мундир, шитый серебром и орден, и этими трофеями украсила свои победоносные вилы.
Когда узнал о её геройском подвиге тамошний помещик, то в награду за её доблесть освободил ее от господской работы.
После Бородинского боя, Наполеон лично произвел смотр русским пленным, и крайне удивился, что их оказалось мало.
– Отчего так мало пленных? – спросил Наполеон.
– Оттого, Ваше Величество, – ответил ему маршал Ней, – что русские очень упрямы, и не даются живыми в плен.
Наполеон поморщился и сердито посмотрел на маршала.
Потом он не спеша подошел к тому отряду, где стояли в числе других два наших офицера.
– Вы офицеры? – отрывисто спросил Наполеон, осматривая их с ног до головы.
– Да, – ответили те.
В эту минуту к Наполеону приблизился генерал, по распоряжению которого они были взяты в плен, и стал что–то ему докладывать.
– Ага! – произнес вслух Наполеон, и обращаясь к Полянову и Гриневу (фамилии тех офицеров), проговорил: