b. Ходил по́ миру старинькой старичек и попросился ночевать к одному мужику. «Пожалуй, — говорит мужик, — я тебя пущу; только станешь ли всю ночь сказывать мне сказки?» — «Хорошо, буду сказывать; дай только отдохнуть». — «Ну, ступай!» Вошел старичек в избу и лег на полати. Хозяин говорит: «Поди-ка, почтенной, поужинай». Старичек слез и поужинал. «Ну, старичек, сказывай сказку». — «Погоди, лучше я поутру расскажу». — «Ладно!» Улеглись спать. Вот старик проснулся в ночи и видит: теплятся перед образами две свечки и порхают по избе две птички. Захотелось ему напиться; слез он с полатей, а по́ полу так и бегают ящерицы; подошел к столу, а там лягушки прыгают да крякают. Посмотрел на старшого хозяйскаго сына, а промеж им и женою змея лежит; посмотрел на втораго сына — на его жене кошка сидит, на мужа рот разинула; глянул на меньшаго сына, а промеж им и женою младенец лежит. Страшно показалось старичку, пошел он и лег на гувне (овин. — Опыт обл. великор. словаря), а тут кричат: «Сестра! сестра! прибери меня». Лег под изгородой, и тут кричат: «Выдерни, да вторни (воткни. — Там же) меня!» Лег под чугун, здесь кричат: «На бобре вешу́, на бобёр упаду!» Пошел старичек в избу. Просыпается хозяин и говорит: «Ну, сказывай сказку!» А старичек ему: «Я не сказки буду тебе сказывать, а правду. Знаешь ли, что я в твоем доме видел? Проснулся я и вижу: теплятся пред образами две свечки, а по избе две птички перепархивают». — «Это мои два ангела перепархивали!» — говорит хозяин. — «Да еще видел я: промеж старшим твоим сыном и его женою змея лежала». — «Это от того, что они в ссоре». — «Глянул я ночью и на другаго сына, а на его жене кошка сидит, на мужа рот разинула». — «Это значит, что они недружно живут, хочет жена мужа известь». — «А как посмотрел на меньшаго сына, так меж им и женою младенец лежал». — «Это не младенец, ангел лежал, оттого что живут они дружно, согласно». — «Отчего же, хозяин, как слез я с полатей, так по́ полу ящерицы бегали; а как подошел к столу и хотел испить, так по нем лягушки прыгали да крякали?» — «Оттого, — сказал хозяин, — что снохи мои никогда угарочка (лучины. — Опыт. обл. великор. словаря) не подметут, а квас, как нацедят в кружку, так не благословясь и поставят на стол». — «Пошел было я спать на гувно, а там кричат: сестра! сестра! прибери меня». — «А это вот что значит: мои сыновья никогда мётел благословясь на место не поставят!» — «Потом лег я под изгороду, а там кричит: выдерни, да вторни!» — «Это значит, что изгорода вверх низом поставлена». — «Потом лег я под чугун, а там кричит: на бобре вешу, на бобёр упаду». — Хозяин говорит: «А это вот что — коли я помру, то и весь дом мой опустится!»
(Из собрания В. И. Даля: первая записана в Архангельской губернии, а вторая в Зубцовском уезде Тверской губернии).
Примечание к № 17.
Поэтическому взгляду поселянина все в природе представляется живым, одушевленным: это отразилось в тысяче различных примет, сказалось в заговорах и песнях, запечатлелось в самом языке и преданиях. Не собранные с нивы колосья просят его: «Возьми и нас с собою!» Свое сено, скошенное с собственного луга, стонет под гнетом чужого, захваченного с соседского участка. Изгородь, поставленная в землю верхними концами, упрашивает выдернуть ее и вбить в землю нижними концами; по народному поверью, колья в заборе должны стоять точно так, как стояли они, будучи живыми деревьями, т. е. корнем книзу.