Народные сказки и легенды

И Андиол, и Амарин играли при дворе короля Асторги видную роль. Как и многие счастливые выскочки, они были преисполнены необузданной гордости и высокомерия. После разлуки судьба опять свела их так близко, что они ели из одной миски, пили из одного кубка, и оба пользовались расположением прекрасной королевы Уракки, но, помня уговор, делали вид, что совсем не знают друг друга и ничем не обнаруживали прежней дружбы. Занятые своими делами, они совсем упустили из виду мудрого Саррона. А тот, благодаря перчаточному пальцу, до сих пор соблюдал строжайшее инкогнито, наслаждаясь преимуществами своего положения, которое, хотя и не бросалось в глаза, но, тем не менее, удовлетворяло все его желания.

Красота Уракки произвела на Саррона такое же впечатление, как и на его товарищей. Желания и помыслы были у него те же, а так как их исполнение не требовало с его стороны никаких усилий, то в любви к королеве он добился большого преимущества перед соперниками, прежде чем они догадались об этом.

С тех пор как оруженосцы простились, незримый Саррон витал вблизи обоих приятелей, не забывая при этом пользоваться благами, которые предоставляли ему стол Амарина и карман Андиола. Он незаметно наполнял желудок остатками стола первого и кошелёк избытком монет второго. Отныне главной его заботой стало, облачившись в романтическое платье, в час любовных свиданий прокрасться в покои прекрасной королевы.

Надев нежно-розовые панталоны и нарядившись в небесно-голубой атлас, Саррон надушился с головы до ног и в образе аркадского пастушка, воспользовавшись своим чудесным даром, в час сиесты [62] прошел незамеченным в спальню Уракки. Вид спящей красавицы в прелестном пеньюаре так воспламенил его, что он не мог удержаться и запечатлел на её пурпуровых губках горячий поцелуй, разбудив его звуком придворную даму, на обязанности которой было обмахивать свою повелительницу опахалом из павлиньих перьев и отпугивать снующих в воздухе насекомых.

Крепкий поцелуй пробудил королеву от сладкого сна. Открыв глаза, она спросила с кокетливым смущением, кто в комнате, и как он смеет целовать её в губы. Придворная дама опять задвигала опахалом, будто и не прекращала этого занятия, и стала уверять, что в комнате никого из посторонних нет, а её величество просто обманывает сладкий сон. Однако королева была уверена в своих ощущениях и велела камеристке расспросить стражу.

Едва та, повинуясь приказу, удалилась, как опахало задвигалось само по себе, овевая королеву прохладой и обдавая запахом амбры и ароматом цветов. Это необычайное явление привело королеву в ужас. Она вскочила со своего ложа и бросилась было бежать, но какая-то невидимая сила удержала её, и чей-то голос прошептал:

– Прекраснейшая смертная, не бойтесь, вы находитесь под покровительством могущественного короля фей Демогоргона. Ваша красота привлекла меня из высших слоёв эфира в гнетущую атмосферу земли. Я спустился сюда, чтобы поклоняться вам.

В это время в комнату вошла придворная дама. Она хотела рассказать, как обстоят дела с поручением королевы, но была тотчас же отослана обратно, ибо её присутствие при такой таинственной аудиенции было излишним.

Прекрасная Уракка, необычайно польщённая неожиданным признанием неземного поклонника, пустила в ход всё своё кокетство, надеясь блеском соблазнительной красоты ослепить властителя фей и одержать важную для себя победу. Она разыгрывала то скромное смущение, то зарождающуюся страсть. Сначала противилась пожатию невидимой руки, потом последовал томный вздох и сдержанный стон; её полная грудь то поднималась, то опускалась, и только очаровательные чёрные глаза оставались безучастными, ибо повелитель фей был невидим. Уракка так искусно играла задуманную роль, что сэру Демогоргону пришлось проявить большое мужество, чтобы с честью выдержать роль эфирного короля. Интимная нежность влюблённой пары росла с каждой минутой. Королева сожалела только, что у её эфирного обожателя нет телесной оболочки, – осязаемому миру она отдавала предпочтение перед духовным.

– Разве вы не признались мне, могущественный повелитель эфира, – сказала она, – что вас пленила телесная красота смертной? Но что должно привязать моё сердце к вам? Любовь без чувственности кажется мне невозможной.

Король фей не знал, что на это ответить. Хотя платоническая любовь и имела распространение в воздушных сферах, и здесь вполне можно было бы сослаться на неё, но ему не были знакомы ни Платон, ни его система. Поэтому он взялся за дело с другого конца.

– Да будет вам известно, прекрасная королева, – сказал он, – что в моей власти принять телесную оболочку и предстать перед вами в человеческом облике, но это унизительно для моего достоинства.

Однако прекрасная Уракка так просила его, что влюблённый король фей не смог устоять и согласился выполнить её желание, правда, кажется, не очень охотно.