Народы и личности в истории. Том 2

Лейпциг тогда называли «малым Парижем» (столько тут было всяких соблазнов). Гете назвал город «маленьким Парижем» в «Фаусте». Это видный культурный и торговый центр (более 800 лет знаменитой Лейпцигской ярмарке). До родителей доходят смутные слухи, что сын их напропалую волочится за актрисами. В письме к матери он откровенно скажет: «Я понял: книги делают меня ученым, но никак не человеком. Я решил покинуть свою келью и пойти ко мне подобным»… Вскоре он принимает решение отказаться от чиновничьей или академической карьеры, добывая хлеб насущный пером. Конечно, для человека, учившегося в Лейпцигском и Виттенбергском университете, не очень то славное занятие: служить секретарем прусского генерала во времена Семилетней войны. Немногим лучше и место библиотекаря в небольшом городке Вольфенбюттель. Однако первое его произведение «Сара» принесло громкий успех. Зрители на представлении пьесы лили потоками слезы по поводу смерти девушки из доброй семьи, отравленной соперницей. Тогдашний зритель мало чем отличался от нынешнего. Beati pauperes spiritu! (лат. «Блаженны нищие духом!»). В философии он был убежденным, но тайным последователем Спинозы, чьи книги были запрещены во многих немецких государствах. Лессинг полагал, что «каждый гений – прирожденный критик». Его великая заслуга состояла в том, что он сумел воспитать многие поколения поэтов, критиков и философов. «В великой борьбе, целью которой было возрождение немецкого народа, не только план битвы принадлежал ему, но и победа была одержана им», – писал Чернышевский. Представляется, что Ф. Меринг все же крайне необоснованно лишил его права называться «просветителем XVIII века» или, на худой конец, «культурником XIX».[387]

Для нас же он был и остается предшественником Гете и Шиллера… Лессинг обосновал законы поэзии, выделив оную в семье родственных ей искусств. Русский писатель Н. Г. Чернышевский считал, что со времен Аристотеля никто не понимал так верно и глубоко сущности поэзии, как Лессинг. С конца 1750-х гг. он приобрел славу первого литературного критика в Германии. Особый интерес представляет собой его труд «Лаокоон» (1766), о котором критик Н. А. Добролюбов сказал так: «С появлением «Лаокоона» жизнь в своем течении, а не бездушная форма признана существенным содержанием поэзии». Лессинг вдохнул жизнь в поэтические формы (в «Лаокооне» ощущается влияние идей Э. Берка). Фигура Лаокоона (жреца, убеждавшего граждан Трои не вносить в город легендарного деревянного коня, в котором таилась погибель, и за это задушенного гигантскими змеями, посланцами богов) давно привлекала внимание писателей, художников, скульпторов древности. Родосские скульпторы Агесандр, Афинодор, Полидор воздвигли в память о герое скульптурную группу «Лаокоон и сыновья» (копия в Риме, в Ватиканском музее). Среди утраченных произведений Софокла была пьеса «Лаокоон». На этот же сюжет написана картина испанского художника Эль Греко. В плане воспитания вкуса «утонченных европейцев» значение работы Лессинга исключительно велико. Она приблизила античность к глазам современника, а современника к древним богам. В ней прямо были указаны ориентиры, к которым должны стремиться люди искусства и литературы, науки и педагогики, подитики и экономики для воспитания должного вкуса. В оценке древнегреческого общества Лессинг перекликается с И.-И. Винкельманом, говоря о том, что в Греции «в одном лице соединялись художник и мудрец».[388] И все же Лессинг как «наставник нации» представляется архаичным и тяжеловесным рядом с философом и историком Гердером. В нем вообще ощущается некая еврейская отчужденность от немецкой нации (знаменательна и его фраза, что «мы, немцы, еще не нация»).

Иное дело Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803) – подлинный немец, настоящий Вотан. Окончив школу, он поступил в 1762 г. учиться на богословский факультет Кенигсбергского университета, где имел счастье слышать самого Иманнуила Канта, восходящую звезду немецкой философии. Кант оказал на него огромное влияние. Гердер будет не раз вспоминать об этих лекциях: «Его (Канта) открытое, как бы созданное для мышления чело носило отпечаток веселости, из его уст текла приятная речь, отличавшаяся богатством мыслей. Шутка, остроумие и юмор были средствами, которыми он всегда охотно пользовался, оставаясь серьезным в момент общего веселья. Его публичные лекции носили характер приятной беседы». Право слово, с таким лектором и хлеб науки не покажется слишком черствым…

Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803).