Читаем Народы и личности в истории. Том 3 полностью

Его целью стал поиск истины, но истины для себя. Эгоизм индивидуалиста? Ведь он считал, что чем больше развивается личность, тем меньше она заботится о всемирно-историческом. Ради человека он замахнулся на Бога. Тезис его прост и по-своему даже гуманен: утрата Бога или его смерть равносильны нахождению и обретению утраченного смысла жизни. Верна мысль о том, что мир, взбудораженный слишком большим количеством знания, нуждается в новом Сократе! Киркегор не уставал прославлять простого человека, его труд. Многие герои оказались сброшены им с пьедестала, и их место занял обычный труженик! Вот она, экзистенция будущего! Он призывал смотреть на труженика, как «на самого почетного члена общества». Его борьба за обретение собственного «я» и за кусок хлеба имеет высокое воспитательное значение.[42]

Голос его поражал «ужасом, как вздох гигантов», поражал тех, кто не желал взглянуть в глаза правде. Самое популярное сочинение Киркегора «Страх и трепет» написано в 1843 г. Привлечем внимание лишь к одной высказанной в нем мысли, к мысли о том, что самое чудовищное – это бездуховность… Бездуховный человек – это говорящая машина, даже если он с успехом обучался «философским высокопарностям или же знанию веры и политическому речитативу». Глубокий смысл, на наш взгляд, имеет и его фраза о том, что зло нашего времени – в «заигрывании с реформаторскими вожделениями». Главная же ложь заключается в том, что нельзя реформировать этот несправедливый мир, не пробудив «себя самого». А еще он учил ни за что на свете не предаваться отчаянию. Отчаяние – это великий грех и смертельная болезнь. Хотя и нет никого, кто не сталкивался бы с ним. Наш святой долг уметь противостоять ему. Философ говорит: «Итак, бесконечным преимуществом является то, что мы можем отчаиваться, и, однако, отчаяние – это не просто худшее из страданий, но наша гибель… Похоже, что подниматься – это не быть отчаявшимся». Киркегор призывал нас взять на себя всю ответственность за наши жизненные успехи и неудачи (за свое Я). Если этого не сделаем сами, не докажем делом и трудом права на жизнь, никакой Бог нам не поможет. И Киркегор хочет помочь слабому люду, чья «религиозность составляет его несчастье».[43] Таков был этот философский «принц одиночества» датчан.

Памятник Киркегору в саду Королевской библиотеки

Специалисты увидели в нем предтечу нашей жестокой эпохи, говоря, что он «визионерски вычислил нашу эпоху и пригвоздил ее к позорному столбу». К. Ясперс (1883–1969), представитель экзистенциального направления мысли, писал в книге «Смысл и назначение истории»: «Эта экзистенциальная философия не может обрести законченного выражения в каком-либо произведении или окончательного завершения в существовании какого-либо мыслителя. Свои истоки и одновременно ни с чем не сравнимое расширение она обрела у Киркегора. Киркегор, который в свое время стал сенсацией в Копенгагене, затем был вскоре забыт, получил большую известность незадолго до начала Первой Мировой войны, но оказал значительное воздействие лишь в наше время. Шеллинг вступил в своей поздней философии на путь, на котором совершил экзистенциальный прорыв в немецком идеализме. Однако так же, как Киркегор, напрасно искавший метод сообщения и пытавшийся найти выход в технике псевдонимов и в «психологическом экспериментировании», Шеллинг похоронил свои подлинные импульсы и видения в им самим созданной идеалистической систематике, которой он в юности держался и не мог преодолеть. В то время как Киркегор сознательно занимался самой глубокой философской проблемой, проблемой сообщения и, стремясь к непосредственному сообщению, пришел к поразительно неудачному результату, который тем не менее потрясает каждого читателя, Шеллинг как бы пребывал в бессознательности и может быть открыт, только если идти к нему от Киркегора. Из другого корня, не зная обоих мыслителей, вступил на путь экзистенциальной философии Ницше».[44] Всеми ими двигало одно чувство – отчаяние. Он не одинок среди тех, кто отринул буржуазный миропорядок. Жизнь на Западе у многих вызывала ощущения бессилия, страха, безнадежности. Запад демонстрировал полный абсурд миропорядка. Неужели философ не видел выхода в век триумфа науки, культуры, образования?! Откуда столь мрачные мысли в век позитивизма? И. Гарин воплотил в своеобразной поэтической форме предполагаемый образ мыслей датского философа С. Киркегора:

Я ненавижу человечество,Я от него бегу спеша.Мое единое отечество —Моя пустынная душа.
Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки по истории русской и мировой культур

Народы и личности в истории. Том 1
Народы и личности в истории. Том 1

В этом уникальном трехтомнике впервые в России сделана попытка осмыслить развитие мировой и отечественной культур как неразрывный процесс. Хронологически повествование ограничено тремя веками (XVII–XIX). Внимание автора сосредоточено преимущественно на европейских, американских и русских героях.В первом томе дается определение цивилизации, рассказывается о важнейших событиях Нового и Новейшего времени. Вы встретитесь с великими мыслителями, писателями, художниками, музыкантами, государственными деятелями – Англии, Нидерландов, Испании, Италии, Франции, Бельгии. Образы Галилея и Дж. Бруно, Ньютона и Коперника, Кромвеля и Карла I, герцога Альбы и Вильгельма Оранского, Рембрандта и Рубенса, Людовика XIV и Ришелье, Елизаветы и Помпадур, Мирабо и Робеспьера и т. д. помогут вам зримо и образно представить историю народов как ансамбль выдающихся личностей, событий и фактов.Издание включает богатейший иллюстративный материал и рассчитано на самую широкую читательскую аудиторию как в России, так и в странах зарубежья.Книга издана в авторской редакции.Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.Автор выражает глубокую благодарность и признательность депутату Государственной думы Федерального собрания РФ В.И. Илюхину за помощь в издании этого трехтомника.

Владимир Борисович Миронов

История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное