Народы моря (СИ)

Капитан с бараном остались во дворе, а я пошел дальше, чтобы удовлетворить любопытство. Тем более, что на солнце становилось жарковато. Попал в длинный зал, высоченный, думаю, более двадцати метров в высоту. Под крышей были невидимые маленькие окна, через которые внутрь попадал рассеянный свет. По центру зала стояли два ряда толстенных колонн, по двенадцать в каждом. Тоже со стилизованными листьями папируса вверху и ярко разрисованные и расписанные донизу. На стенах в несколько рядов мозаики и панно с изображением каких-то ритуальных обрядов. Каждый ряд давал фазы обряда от начала до конца. Будь я дикарем из пустыни или джунглей, этот зал заставил бы меня поверить во всех египетских богов сразу.

Дальше был еще один двор, поменьше. В нем стояли высоченные фигуры фараонов. Одну разбирали. Наверное, бог Птах услышал нелестное мнение действующего фараона о ком-то из предшественников и приказал жрецам удалить провинившегося.

Следующее здание было меньше и ниже предыдущего. В нем было темно, если не считать тусклые огоньки нескольких маленьких каменных ламп, заправленных пальмовым маслом. Неприятный чад ламп перебивали ароматы из двух пар кадильниц с миррой и ладаном. В конце зала в нише была статуя бога Птаха, раскрашенная темными красками. И здесь бог был, в отличие от своих потомков, закутан в одежду с головы до ног, только лицо открыто. В углах зала слева и справа сидели на каменном полу служители с гладко выбритыми головами и в один голос, редко сбиваясь, пели что-то заунывное. Их негромкие голоса словно бы растворялись в полумраке. Перед статуей стояли на коленях или лежали ниц десятка три мужчин разного возраста. Одни молчали, другие что-то шептали. Так думаю, предлагали сделку: я тебе барана, а ты мне двух, но согласен и на трех, и от пяти не откажусь… Прелесть религии в том, что дает веру в возможность получить что-либо хорошее незаслуженно и не получить заслуженно что-либо плохое.

Глава 4

Начальник учебного центра Синухет довольно рослый по местным меркам, под метр шестьдесят, и весит не меньше центнера. При этом жира почти нет. Разве что в пухлых и немного обвисших щеках. На крупной, лошадиной голове парик из завитых в косички, черных волос. Глаза подведены зеленой краской, то ли смешанной с черной, то ли наложенной поверх вчерашней черной, из-за чего мне кажется, что передо мной зомби. На толстой шее ожерелье в три ряда из золотых или позолоченных лепестков. В нижнем ряду подвешена большая золотая муха. Она точно из золота, потому что вручена лично фараоном за военные подвиги. Это типа местной медали «За боевые заслуги». Есть еще золотой лев — типа «За отвагу». Вместо орденов вручают золотое ожерелье с названием «Золото похвалы», или золотые браслеты, или золотое оружие. К любой награде, по усмотрению фараона, довеском могут идти рабы и земля. Синухету непривычно смотреть снизу вверх, поэтому, общаясь со мной, постоянно вертит головой, разминая уставшую шею.

— Так говоришь, ты колесничий, — произносит он медленно и таким тоном, будто не сомневается, что я вру.

За время ожидания судна и плавания до Мен-Нефера я сильно пополнил словарный запас и напрактиковался в разговорной речи. Понимаю еще не все слова, среди которых много семитских, особенно связанных с лошадьми, но смысл фразы угадываю быстро. Как научил меня опыт овладения многими языками, для общения хватает пары сотен слов и непрошибаемой уверенности, что ты говоришь правильно.

— Я сказал, что очень хороший колесничий, — поправляю его.

— И с лошадьми умеешь управляться, не боишься их? — язвительно спрашивает Синухет.

— Умею даже ездить на них верхом, — отвечаю я.

— Это умеет каждый дикарь, — пренебрежительно произносит он.

— Зато не каждый культурный египтянин, — вставляю я ответную шпильку.

Я заметил, что египтяне побаиваются лошадей и потому не любят их, даже не используют, как вьючных животных. Этим они напомнили мне китайцев.

— Тут ты прав, — вдруг соглашается со мной начальник учебного центра и предлагает: — Давай посмотрим, что ты умеешь.

Учебный центр — это я так назвал учреждение, которое занимается обучением будущих колесничих и в которое меня привел капитан судна, на котором я приплыл сюда, старший брат Синухета. Наверное, рассказал, как метко я бил уток в Дельте, обеспечивая пропитанием весь экипаж, потому что начальник центра с неподдельным интересом смотрел и на мой лук, и на то, как я с ним управляюсь. Тир для лучников длиной шагов сто двадцать. Шесть мишеней — узких снопов из папируса, прикрепленных к стене из мягкого известняка. Судя по отметинам на стене, для многих мишени оказывались маловатыми. Я становлюсь напротив третьей справа, неторопливо достаю легкие стрелы, ловко втыкая их наконечником в утрамбованную, красновато-коричневую землю. Почему-то именно этот элемент подготовки к стрельбе производит на египтян самое сильное впечатление. То ли считают более рациональным доставать стрелу из колчана и сразу стрелять, то ли им кажется очень сложным воткнуть стрелу в землю одним движением так, чтобы не упала.