Нарратология

Никак не годилось с утра мочить валенки. А и переобуться не во что, хоть и в барак побеги. Разных порядков с обувью нагляделся Шухов за восемь лет сидки: бывало, и вовсе без валенок зиму перехаживали, бывало, и ботинок тех не видали, только лапти да ЧТЗ (из резин обутка, след автомобильный). Теперь вроде с обувью подналадилось... (Солженицын А. И. Малое собр. соч. Т. 3. М., 1991. С. 10). 

Этот отрывок явно выдержан не в НПР. Здесь не излагается актуальная внутренняя речь или воспоминание героя, а звучит голос нарратора, который максимально приближается к оценочному и языковому кругозору героя, воспроизводя отдельные стилистические черты ТП.

Близость повествования к ТП бывает в НАП иногда так велика, что создается впечатление, будто нарратор как руководящая повествованием инстанция, предоставляя нарративную функцию персонажу, «сходит со сцены» и сам персонаж превращается в нарратора. Но это только так кажется. На самом деле нарратор и здесь остается хозяином повествования.

Хотя НПР и НАП представляют собой разные структуры, их не везде можно четко разграничить, особенно тогда, когда персональные элементы, соответствующие актуальному состоянию персонажа, уплотняются. Так, заключительные предложения повести «Один день Ивана Денисовича» можно толковать и как передачу актуального душевного состояния засыпающего персонажа, резюмирующего происшествия дня, т. е. как НПР, и как оторванные от актуальной ситуации мышления слова нарратора, подытоживающего «удачи» Шухова, т. е. как НАП:

Засыпал Шухов, вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цесаря и табачку купил. И не заболел, перемогся.

Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый (там же. С. 111). 

Функции несобственно-прямой речи и несобственно-авторского повествования

У истоков изучения функций текстовой интерференции стоит дискуссия о style indirect libre, которая ввелась между женевским лингвистом Шарлем Балли и его ученицей Маргаритой Липc, с одной стороны, и учениками мюнхенского литературоведа Карла Фосслера, с другой, на страницах журнала «Germanisch-romanische Monatsschrift» 1910—1920-х годов[207]. Балли [1912; 1914; 1930] определял style indirect libre как «грамматический прием чистого воспроизведения». Как только воспроизводящий делает свои акценты, иронизируя над воспроизводимым, речь идет уже, по мнению Балли, не о style indirect libre, a об «оцениваемом воспроизведении» (reproduction appréciée), несовместимом с принципиально «объективным» style indirect libre. От последнего Балли отделяет все формы, в которых присутствие чужой речи завуалировано. Style indirect libre служит, по Балли, исключительно чистому, объективному и явному воспроизведению чужой речи и мысли. Узкая лингвистическая концепция Балли натолкнулась на возражение фосслерианцев, видевших в НПР, прежде всего, прием литературного психологизма. НПР для этой школы Sprachseelenforschung оформляет «вчувствование (Einfühlung) писателя в создания его воображения» [О. Лерх 1914; Г. Лерх 1922] и способствует непосредственному «переживанию» (Erleben) процессов чужого сознания (отсюда термин erlebte Rede, созданный Лорком [1921]). При этом фосслерианцы не признавали возможности двуакцентной передачи психических процессов. Полемизируя с Вернером Гюнтером [1928: 83—91], моделировавшим НПР как синтетическую форму, совмещающую две точки зрения, Innensicht и Außensicht, одновременно «вчувствование» и «критику», Ойген Лерх [1928, 469—471] утверждает: