Нартов

Опираясь на Бирона и его приспешников, Шумахер повел дело так, что сумел изгнать лучших ученых. Оказались вынужденными покинуть Академию и уехать за рубеж знаменитый математик Я. Герман, выдающийся физик Г. Бюльфингер, великие математики и механики Даниил Бернулли — в 1733 году и в 1741 году — Леонард Эйлер, возвратившийся в Россию только в 1766 году, через пять лет после смерти Шумахера.

Вспоминая об этих гнусных делах, Ломоносов в дальнейшем писал: «…не можно без досады и сожаления представить самых первых профессоров Германа, Бернулиев и других, во всей Европе славных, кои только великим именем Петровым подвигались выехать в Россию для просвещения его народа, но Шумахером вытеснены, отъехали, утирая слезы».

Создавая невозможные условия для лучших ученых, Шумахер открывал двери Академии для карьеристов, подобных саксонскому немцу Готлибу-Фридриху-Вильгельму Юнкеру. Последний приехал в Россию в качестве всего лишь домашнего учителя и за сочинение виршей, славословящих Бирона и его приятелей, очень быстро стал не только членом Академии, но и почетным академиком. Этот ничтожный человек занимал, как ни странно, должности академического профессора «политики и морали», а затем и «профессора поэзии». Юнкер орудовал и как шпион: передал за границу секретный дневник главнокомандующего русской армии.

Придет время, и Нартов первым поднимет знамя борьбы против шумахеровщины, за честь и достоинство подлинной науки. Но в те годы, когда он пришел в Академию, еще не наступил час этой грядущей борьбы. Необходимость же ее он увидел с первых дней.

Прошло десять лет после основания Академии, но она все еще не была русской. Все академики были иноземного происхождения. В Академии работал только один русский ученый В. Е. Адодуров, адъюнкт по математике с 1733 года, переводчик и преподаватель академической гимназии. Академия тогда пополнялась преимущественно немецкими учеными второй и третьей руки.

Большая часть академиков не владела русским языком, а некоторые и не хотели говорить по-русски. Протоколы академического собрания сперва велись на латинском языке, а с 1734 года — на немецком.

В русском научном центре русская речь была редкостью.

Горькое чувство у Нартова вызывало и то, как извратили его идею создания «Академии разных художеств».

При организации Академии наук Петр I предусмотрел развитие в ней и наук и «художеств». Однако после ее открытия все «художества» свелись к работе при Академии наук только вспомогательных мастерских: «Прешпективных трубок и микрошкопиев» палата (оптическая мастерская), Инструментальная и Слесарная палаты. Никто и не подумал о предусмотренном петровским механиком развитии прикладной механики, строительной техники и других основных направлений техники. Не было и намека на тот научный центр для развития техники, который хотел создать Нартов.

Не помогло делу и приглашение в 1726 году в качестве профессора по механике и оптике дабрунского пастора Иоганна-Георга Лейтмана, родом из Виттенберга. Историки Академии наук отмечают, что после десяти лет работы созданной им мастерской последняя не оставила сколько-нибудь заметного следа в истории русского приборостроения. Основоположниками научного приборостроения в стране стали русские специалисты — мастер «математических инструментов» И. И. Калмыков и оптик И. Е. Беляев.

Ко времени прихода Нартова в Академию наук ее «художественная» деятельность расширилась, но все же оставалась ограниченной узкими рамками ремесленного мастерства.

Многие академики были вообще очень резко настроены против технических знаний. В 1733 году почти все академики обратились в Сенат, утверждая, что «забота о ремеслах и художествах не может быть делом Академии». Признавая необходимость для страны развития «ремесл и художеств», они считали необходимым отделение последних от Академии наук. Академик Христиан Гольдбах заявлял, что считает «вредным и бесполезным для Академии наук, когда при ней еще существует Академия художеств и ремесел».

Монтажные инструменты. По рукописной книге А. К. Нартова «Ясное зрелище машин».

Первый и последний листы прошения с собственноручной подписью А. К. Нартова, в котором он просит о выплате жалованья за истекающий год, чтобы «не прийтти з женою и детми моими сиротами, оставшимися в Москве, в последнее убожество». Ноябрь 1736 года.

Все это было прямо направлено против пребывания в Академии наук таких лиц, как автор проекта «Академии разных художеств».

Появление Нартова с его четкими принципиальными позициями, стремлением создать центр технических наук сразу же вызвало недовольство со стороны вельмож, заправлявших делами Академии. Противодействие приходу Нартова проявлялось во многих формах.