Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти

Естественно, мешают инерции и коллективные защиты. В то же время в политике нарцисс не просто обожает себя, но обожает себя в образе лидера, движения, героической страны, особо выдающейся нации или расы. Даже минимальная дистанция позволяет занять несколько более критическую позицию, а затем выделить расстройство, отодвинуть его и исследовать симптомы уже не на себе, а в психической организации «идеала».

Поскольку истовая любовь при смене курса или режима может легко и быстро переходить в не менее страстную ненависть, всегда остается не совсем призрачная надежда сформировать в пациенте хоть какой-то зазор для критической оценки нарциссической связи. Чаще это удается, когда объект обожания оказывается не только трагичен, но и смешон; с нарциссами такое бывает, не минует чаша сия и это величие.

Таким образом, поводом для самоанализа становится резкий перелом в сознании клиента, который он может отследить и не может отрицать. Если человек себя сегодняшнего воспринимает как безупречную норму (обычная для нарцисса ситуация), встряхивающим событием может стать обнаружение, что совсем недавно он как норму воспринимал в себе другое, если не прямо противоположное. Проще говоря, при обвальных изменениях сознания и психики пациент может признать себя здоровым сегодня, только если признает, что был не вполне нормален вчера.

Еще один великий перелом

В ситуации с нашим режимом такое вытесненное «вчера» – рубеж 2010–2011 годов. Чтобы оценить весь драматизм слома психики, который идеология и сознание власти и общества пережили у нас за последнее время, достаточно вспомнить, с каким коллективным субъектом мы имели дело всего несколько лет назад – до обратной рокировки во власти и разворота публичной идеологии от модернизации к традиции, от прагматизма к скрепам, от интеграции в мир к резкому обособлению себя в нем.

Если уподобить социум личности и признать за ним право на характер, придется согласиться, что в нашем случае это был субъект:

– в целом почти рациональный, способный воспринимать доводы и хоть как-то просчитывать последствия своих действий, ближайшие и отдаленные;

– сравнительно уравновешенный и психически стабильный, не чуждый шизоидности, истероидности и экстатических порывов, но все же не до такой степени, как сейчас;

– в меру самокритичный, способный воспринимать неприятную информацию о положении дел, о своих качествах и ресурсах, более-менее адекватно оценивая собственное тревожное положение, свои качества и перспективы.

Последнее важно, поскольку указывает на вход в нарциссическую патологию.

Всего пять лет назад идеологический контент и дискурс власти были исполнены риторики «проблем» и «задач», суровой самокритики и трудной, хотя и яркой перспективы. Начав с необходимости преодоления технологического отставания, уже давно ставшего критичным, с опасной зависимости от экспорта сырья и импорта товаров и технологий, официальная самооценка на высшем уровне зафиксировала тупиковый характер сырьевой модели и необходимость радикальной смены вектора развития. Также были зафиксированы сложности и фатальный характер такого перехода: балласт «некомпетентной коррумпированной бюрократии» и угроза «самому существованию страны».

Вот один из базовых фрагментов:

«Несмотря на отдельные успехи последних лет […], нам пока не удалось уйти от инерционного энергосырьевого сценария […]. И сейчас […] мы пока лишь фрагментарно занимаемся модернизацией экономики. И это неизбежно ведет к росту зависимости России от импорта товаров и технологий, к закреплению за нами роли сырьевого придатка мировой экономики, а в дальнейшем может повлечь за собой отставание от ведущих экономик мира, вытеснение нашей страны из числа мировых лидеров. Следуя этому сценарию, мы […] не сможем обеспечить ни безопасность страны, ни ее нормального развития, подвергнем угрозе само ее существование, говорю это без всякого преувеличения» (В. Путин, февраль 2008).