Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти

Но такое же рождение заново с муками и трудами взросления бывает и в индивидуальных биографиях. Что-то очень резкое происходит с призванием и работой, в любви, в отношениях с партнерами, друзьями, близкими – и хорошо поживший человек вдруг запускает новый раунд самоидентификации и самооценки. В этом смысле «детские» травмы в течение взрослой жизни можно переживать неоднократно, всякий раз получая новые мотивы для саморазвития или, наоборот, для обиженной деградации. Человек оказывается в ситуации «взрослого новорожденного», которому вновь предстоит пережить счастливое или трудное детство со всеми последствиями для переформатирования психики. В такой акцентуации комплексы неполноценности могут либо вскрываться, выходя из латентной фазы, либо получать совсем новые травмирующие импульсы для формирования будущего полноценного нарцисса.

В политических хрониках «обратные билеты до детства» вполне обычны. Режимы и социумы легко впадают в нарциссическое младенчество от старческой деменции.

Истории обществ с хроническими отклонениями могут и вовсе описываться циклами повторяющихся переходов старческих комплексов в детские и наоборот. Распространенный случай – переход из старой политической модели в новую. Дряхлеющий социум впадает в детство, перерождается со всеми положенными в таких ситуациях «нарциссическими пузырями», а затем либо нормально взрослеет, либо через два-три десятилетия снова впадает в старческий маразм с обострением эгоизма, нетерпимости и болезненной фиксации на отношении к себе. «Это состояние (раннего маразма. – Forbes) отмечается нежеланием меняться. Человек придерживается одного образа жизни и превращается в ригидного, негибкого; начинает проявлять нетерпимость к инакомыслящим. У таких людей возникает ностальгия по ушедшему, несмотря на то, что оно было убогим».

В приведенном фрагменте все банально, кроме одного: это из работы по возрастной психиатрии или про политическую реальность «за окном»?

Соискатели и виртуозы

Бред величия с болезненной реакцией на критику в наших условиях наблюдается в хорошо узнаваемых, хотя и очень разных типажах. Внешне нарциссы схожи, но в этиологии, течении и лечении расстройств здесь часто вовсе ничего общего.

В политике различия настолько глубоки, что формируют встречные потоки. Нарциссы «всплывающего» типа поднимаются на поверхность снизу, компенсируя личное убожество интимной связью с блистательным великолепием целого – военным, историческим, духовным. Представители «тонущего» разряда, наоборот, вполне осмысленно и расчетливо заныривают в упадочный нарциссизм за деньгами, положением и славой, симулируя общее расстройство, но в приватном общении весело и зло заушая «весь этот бред и кич».

Выставочные образцы таких типажей наблюдаются в разных средах – на телевидении и в парламенте, на премьерах и вернисажах. Они опознаются по сравнительно легким (или тяжелым) формам нарциссических расстройств с осложнениями клинического морализма.

План «восстания серости» отработан веками, описан в хрониках и в классической литературе: чем ничтожнее адепт сам по себе, тем ослепительней образ великой и вечной славы, глашатаем которой он назначает себя по зову большого сердца и велению мелких комплексов.

У нас это приобретает черты явления. Продвижение наверх провоцирует посредственность на суетливое и явно лишнее, скандальное самовыражение. Соратники спешно постановляют «ограничить публичную активность» пациента, но страна

уже радостно обсуждает, что Суворов сказал Чацкому у Лермонтова. Точно так же до этого она обсуждала, на каком языке народы читали Писание, что сталинская прокуратура выяснила про заметку «Красной звезды» о 28 панфиловцах, какими подвигами отличились князь Владимир и царь Иван IV Грозный. Особенно доставляет, когда дело ведут фигуры ренессансного типа: диссертации, книги, основы концепций, фильмы, монументы и очень много интервью. Завершает комплекс self made особо методичное оформление собственных достижений не менее скандальными дипломами и мантиями.

Все это уже стало массовым поветрием, прямо девальвирующим цеховые процедуры инициации и признания, а косвенно – институты науки, искусства, культуры. И дискредитирующим саму власть – особенно когда нарциссизм второго эшелона затмевает высшее звено, откровенно используя наше общее руководство в своих личных целях.

Лучшие образцы возбуждают низовую активность: серое начинает выползать изо всех щелей. Антропология новой идейности показывает, что особо знойные ревнители идеалов часто либо просто убоги, либо измучены завышенными претензиями. Борьба за чистоту всего выстраивает психические защиты и компенсации; люди упиваются высокой, хотя и самопровозглашенной миссией, не в силах скрыть, насколько они в этом подвижничестве сами от себя без ума.