Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти

Вся эта филология имеет прямое отношение к политической метафорике текста. Вкупе с историей Тиресия все это сплошное повествование о нескончаемых карах – о наказаниях за отклонения от установленного порядка. Неспровоцированная агрессия в отношении змеиной свадьбы карается сменой пола. (Удивительно, но в индийской мифологии встретить свадьбу змей считается знаком будущего несчастья, одно из которых – гомо- или гетеросексуализм). Эхо наказана за измену в отношении одной из ветвей власти; Нарцисс наказан за гордыню и самоизоляцию от социума, от самого мирового порядка. Наказания сочиняются на грани садизма; фантазия богов непредсказуема, как в «черном ящике» нормального бифуркационного процесса: малые сигналы на входе дают непредсказуемо масштабные эффекты на выходе. Дефицит экологической морали ведет к смене пола, а затем и вовсе ослепляет.

Такого рода модернизации в толковании мифа могут показаться искусственными и лишними, но они вполне эвристичны при переходе от мифа через метафору к психопатологии и далее к анализу реалий идеологии и политики. Так, в политическом нарциссизме довольно легко схватываются мании грандиозности и всемогущественности с агрессивной фиксацией на себе, характерные для лидеров и масс, общностей и режимов. Но при этом совершенно выпадает образ Эхо, повторяющийся в судьбе политических субъектов, неспособных мыслить и говорить от себя и обреченных повторять отголоски чужих идей и мнений. Это зомбированное состояние достигается идеологическим тренажем и систематической дрессурой в политике, но может быть и наказанием за избыточную болтливость на политические темы, не оставляющую времени и сил на собственное суждение. Типичная модель реактивного существования, начиная с политических ток-шоу и заканчивая поведением в опросах и фокус-группах, вплоть до собственно выборов. В этом смысле исследование жизни и эффектов «политических эхо» ничуть не менее значимо, чем анализ политических нарциссов. Более того, сам эффект эхо непосредственно встроен в структуру нарциссического переноса, когда отраженное повторение суждений объекта идеализации создает чувство собственной грандиозности сопричастностью к всемогущественному целому или персонифицированному политическому гению. Пациент ведет себя как условное эхо, реализуя собственные потребности закомплексованного нарцисса.

Политическая дидактика присутствует и в образах смерти героев мифа. Классический штамп – нарцисс умер от неразделенной любви. Это романтично, но физиологически он умер от голода, хотя и перестал есть от избытка чувств. Судьба погибающей Эхо симметрична:

После, отвергнута им, в лесах затаилась, листвою
Скрыла лицо от стыда и в пещерах живет одиноко.
Все же осталась любовь и в мученьях растет от обиды.
От постоянных забот истощается бедное тело;
Кожу стянула у ней худоба, телесные соки
В воздух ушли, и одни остались лишь голос да кости.
Голос живет: говорят, что кости каменьями стали».

Копия физиологической смерти Нарцисса:

«Бодрости нет, ни сил, всего, что, бывало, пленяло.
Тела не стало его, которого Эхо любила…

Эти две схожие смерти, будто отражаются друг в друге. У Куна этот конец описан с вариациями до слез:

Видит и несчастная нимфа Эхо, как страдает Нарцисс. Она по-прежнему любит его; страдания Нарцисса болью сжимают ей сердце.

– О, горе! – восклицает Нарцисс.

– О, горе! – отвечает Эхо.

Наконец, измученный слабеющим голосом воскликнул Нарцисс, глядя на свое отражение:

– Прощай!

И еще тише чуть слышно прозвучал отклик нимфы Эхо:

– Прощай!.

Нарцисс прощается со своим отражением, а Эхо с ним, и этот ее повтор впервые оказывается осмысленным.