Нарцисс в цепях

— То, ma petite, что ты, быть может, знаешь желания сердца Натэниела, но я не думаю, что ты знаешь его самого.

— Он сам себя не знает.

— Отчасти это верно, но я думаю, что он тебя еще удивит.

— Ты опять что-то от меня скрываешь?

— Насчет Натэниела — нет.

Я вздохнула:

— Ты знаешь, в другое время я бы заставила тебя объяснить этот загадочный комментарий, но черт меня побери, сейчас мне нужно какое-то утешение от кого-то, и я думаю, это ты.

Он приподнял брови.

— Когда ты просишь в такой лестной манере, как я могу отказать?

— Не надо, Жан-Клод, просто обними меня.

Он притянул меня к себе, и я повернулась так, чтобы укус не болел, то есть чтобы не болел сильнее, чем уже болел. Он превратился в пульсирующую боль, острую при прикосновении. Действительно больно, но отчасти я была довольна. Это было свидетельство того, что мы сделали, болезненный сувенир в память того, что было приятно. Если мои моральные устои не позволяли воспринимать это отдельно, я могла восхищаться целым.

— И почему мне приятно, что Натэниел меня пометил? — спросила я тихо, потому что на сто процентов была уверена в отсутствии у Жан-Клода ревности по этому поводу.

Он погладил меня по волосам, обнимая одной рукой.

— Я вижу много причин. — Его голос отдавался у него в груди, к которой я прижалась ухом, и смешивался со стуком сердца.

— Мне хватит одной, которая будет для меня иметь смысл.

— Иметь смысл для тебя.Тогда это другой вопрос.

Я обняла его за талию, притянула:

— Без игр, мы же договорились. Просто скажи.

— Дело может быть в том, что ты становишься его истинной Нимир-Ра. — Его рука прижала меня сильнее. — Я действительно чувствую в тебе что-то новое, ma petite, какую-то дикость, которой не было раньше. Возможно, ты, будучи его Нимир-Ра, стремишься к более тесному контакту.

Имело смысл. Трудно было спорить с этой логикой, хотя и хотелось.

— А другие причины?

— Белль Морт отнеслась к тебе как вампиру своей линии. Если посредством меток или твоей некромантии ты приобрела одни способности вампиров, у тебя могут быть и другие. Может быть, леопард — твой подвластный зверь. Я признаю, что первая причина более вероятна, но вторая также возможна.

Я чуть отвела голову назад, чтобы видеть его лицо.

— А тебя тянет к волкам?

— Мне приятно, когда они меня окружают. Приятно их трогать как... как любимую собаку или как любовницу.

Не думаю, что мне понравилось объединение собаки и любовницы в одной фразе, но я не стала придираться к словам.

— Значит, тебе хочется секса с волками?

— Тебе хочется иметь секс с Натэниелом?

— Нет... в прямом смысле — нет.

— Но тебе хочется его трогать и чтобы он тебя трогал?

Мне пришлось пару секунд подумать.

— Кажется, да.

— В истинном соединении животного и вампира в обоих есть желание касаться, в одном — желание служить, в другом — заботиться.

— Падма, мастер зверей, о своих животных ноги вытирал.

— Одна из причин, почему Падма всегда будет в Совете на вторых ролях, состоит в его убеждении, что власть должна быть взята, что она должна порождаться страхом. На самом деле власть, сила приходит, когда тебе ее предлагают другие, а ты лишь воспринимаешь ее как дар, а не как трофей в личной войне.

— Поэтому то, что ты обращаешься с волками лучше многих, означает всего лишь — как сказать? — политическое решение?

Он пожал плечами, не выпуская меня из объятий.

— Я не знаю чувств других вампиров. Знаю только, что Белль Морт тянуло к ее котам, и у меня то же самое к моим волкам. Быть может, только вампиры ее линии обращают связь между вампиром и зверем во что-то вроде отношений любовников? Ее сила во многом кормилась сексом или хотя бы влечением, а у других все может быть совсем не так — кто знает? — Он нахмурился. — Я на самом деле до сих пор об этом не думал. Быть может, это одно из преимуществ — или недостатков — ее наследия, что большая часть моих способностей всегда чем-то напоминает секс.

— А у Ашера те же чувства к подвластному ему зверю?

— У него нет подвластного зверя.

Я вытаращила глаза:

— Я думала, что все Мастера Вампиров определенного возраста имеют подвластного зверя.

— Как правило, но не всегда. Точно так же, как его укус может дать истинную сексуальную разрядку, а мой — нет. У нас разные виды силы.

— Но не иметь подвластного зверя — это похоже на серьезный...

— Да, это значит, что он слабее меня.

— Но он мог бы все равно быть где-то Мастером Вампиров Города. Я хочу сказать, что встречала хозяев города, у которых не было подвластного зверя.

— Если в этой стране найдется вакантная территория, а Ашер пожелает нас покинуть, то — да, он мог бы подняться до Мастера Города.

Я открыла рот спросить: «Так почему же?..» Но я наверняка знала ответ, и он был болезненным, так что я ничего не сказала. Взрослею, наверное, наконец-то.

Не все, что приходит тебе в голову, должно слетать с языка.

— А может быть, еще, что ты просто очень давно хотела Натэниела. Тогда это просто радость наконец-то удовлетворенного желания.

Я оттолкнулась от него:

— Знаешь, что-то не очень у тебя выходит утешительно.

— Ты сказала: без словесных игр. Разве ложь — не то же самое?