Нарты. Адыгский эпос

Склоны гор зазеленели.
Закружились в удже нарты.
Жирный бык зарезан тут же.
К белому концу свирели
Ашамез прильнул устами.
Малечипх идет по кругу.
Жаль, не видно Унаджоко!
Взявши меч, надев кольчугу,
Он отправился далеко.

Нарт Пануко в круг вступает:

"Ну-ка, кто со мной сравнится?"
Он, бахвалясь, в круг вступает,—
Что ни слово — небылица!
Муж пустой, до женщин падкий,
Он чувяками топочет,
Молодецкою ухваткой
Удивить красавиц хочет.
Малечипх окинув взглядом,
С ней пошел Пануко в паре,
Он заводит речь несмело,
Под руку пройдя полкруга:
"Ой, голубка с белой шейкой,
Ты кому подругой станешь?
Ты с проворной чайкой схожа!
В чьем дому хозяйкой станешь?
Чем тебе я не по нраву?
Жениха найдешь ли лучше?"
Солнцу и весне, во славу
Закружились пары в удже.

А невеста Унаджоко

Сердится: везде докука!
И, взглянув на нарта сбоку,
Говорит она Пануко:
"Ой ты, удалец Пануко,
Матушки своей отрада,
Вылитый отец, Пануко!
Мужа мне искать не надо:
У меня на колыбели
Сделали давно зарубку.
Нарт Пануко, ты другую
Выбирай себе голубку!
Я давно уже сжимала
Рукоять ременной плети.
Для таких, как ты немало
Есть невест на белом свете!"

Он обиду подавляет,

Добавляет он с мольбою:
"Эй, красавица, подумай!
Род мой славится меж нартов.
От души прошу, — подумай!
Лучше не спеши с отказом!"

Не любя путей окольных

И мужей самодовольных,
Дочь Малеч не пожелала
Говорить обиняками:

"Не к лицу тебе кольчуга,—

Ты не видел поля брани,
А к лицу тебе — дерюга!
Твой бешмет — из грубой ткани.
Ты болтливее старухи,
И, клянусь Уашхо-каном,
Мне не нужен толстобрюхий
Трус в бешмете домотканном!"

Словно раненный стрелою,

Метко пущенной из лука,
Разразился речью злою
Незадачливый Пануко:
"Проклят будь твой взор змеиный!
Ты — сварливая ворона!
Ты — орех зеленый, терпкий!
Ты нас всех пронзить готова
Шилом из куриной кости!
Злости у тебя избыток,
Словно желчи у индюшки!
Молча когти выпускаешь
И царапаешь украдкой:
У тебя повадка кошки!
Не считай себя богиней!
Ты подстать игле, застрявшей
У гусыни в узком горле!
И мечтать ты недостойна
Обо мне — о муже славном!
Нарт из нартов, я не хуже
Унаджоко молодого!
До меня ему далеко!"

Тут, не мешкая нимало,

Будто щелкая орешки,
Дочь Малеч без счета стала
Сыпать колкие насмешки:
"Если ты лишен отваги,
Не пеняй на незадачу!
Нарт Пануко, ты в овраге
Потерять способен клячу.
В альчики играть начнешь ты,—
Мальчикам ты проиграешь!
Ночь глухая — лик твой хмурый!
Борода с козлиной схожа,
И грубей ослиной шкуры
Кожа у тебя, Пануко!
Мало проку в старой тыкве,
Что зовешь ты головою;
Волосы твои сравню я
С прошлогоднею травою;
Станом ты хребет ослиный
Превзошел по безобразью;
Ряд зубов, торчащих криво,
Был бы доброй коновязью!
Ой, никак тебя, Пануко,
За порог не выгнать палкой!
Жалкий домосед, ленивец,
Мука для тебя — походы!
С видом хмурым и суровым,
Насмех удалым джигитам,
Ты сидишь в седле ольховом,
Даже не обшитом кожей.
Смотрят женщины, судача,
Потешаясь над разиней,
Как, нахлестывая клячу,
По равнине ты плетешься
Или движешься спесиво
На ногах кривых и тощих,
Схожих с нищенской клюкою.
Если пастбищем проедешь —
Рады пастухи потехе!
От собак едва спасаешь
Ты одежду и доспехи.
Ты — не нарт и не мужчина!
Все смеются над тобою!"

Замолчал, притих Пануко,

Этот муж, из худших худший,
Вроде кошки вороватой,
Виновато огляделся,
Миг — и нет его на удже!

Дочь Малеч кружится в удже

Солнцу и весне во славу.
Женихи кружатся тут же,
Но никто ей не по нраву.
Всех невеста молодая
Отвергает горделиво,
Удалого Унаджоко
Поджидая терпеливо.