Нарушая правила

— Я дома, — совсем невнятно, что приходится напрягать слух, чтобы расслышать, что она там бубнит себе под нос. — И мне нечего объяснять. Я все тебе написала.

— Все написала? Вот именно, что ты мне написала только «на этом все», — бросаю раздраженно. — Что произошло за сутки такого, что все планы, которые мы с тобой строили, неожиданно попали под твое «на этом все», ясноглазая? Где я провинился, что ты решила от меня сбежать?

— Проблема не в тебе, Ренат, правда.

— Чушь, Вика! Подними взгляд. Я здесь, а не за лобовым стеклом!

Головой машет отрицательно.

— Нет.

— Посмотри на меня.

— Не могу! — вскрикивает, поджимая губы. — Мне стыдно! Не могу я на тебя смотреть!

— Что за дикость? От чего тебе стыдно? Ясноглазая, — тянусь, цепляя пальцами за остренький подбородок, буквально заставляя повернуть голову и посмотреть мне в глаза. — Что за ерунда, я ничего не понимаю!

— Я тебе врала.

— Что?

— Я просто… — морщится, замолкая.

Меня уже порядочно колотит от всех этих гребаных ребусов и шарад. Я начинаю прилично заводиться.

— Что «ты», ну же! — давлю интонациями.

Девчонка делает глубокий вдох и жмурится, выпаливая:

— Я тебя не люблю. Ясно?! Я тебе все это время врала! Я… я не готова ответить на твои чувства взаимностью… все стало слишком серьезно, нам надо… притормозить… — поднимает взгляд глаза в глаза в них стоят слезы. — Прости, Рень…

Доли секунды в моей голове идет яростный по напору мыслительный процесс. Доходит. Смысл услышанного. В полной мере. Не любит? Отрицательно помахивая головой, отклоняюсь спиной назад:

— Нет, ясноглазая.

— Да.

— Херня полная, Вика!

— Я все сказала. Не заставляй меня повторять… — шипит на меня, а у самой губы дрожат в подступающей истерике.

— Я тебе не верю, — и не думаю отступать. — Родители? Они какую-то ерунду тебе влили в уши? Про меня? Про нас? Вика, не смей все взять и перечеркнуть из-за того, что тебе наговорили предки, блть! Слушаться маму и папу — это хорошо, но ты же умная девочка и у тебя есть своя голова на плечах!

— Они тут не при чем. Я сама!

— Врешь.

— Да почему ты мне не веришь?! — сжимает в бессилии кулаки.

— Потому что за ночь такие решения не принимаются, Вика!

— Ренат, пожалуйста, хватит. Перестань! Не мучай меня, отпусти! Я не люблю… я не хочу этих отношений… я не могу… и вообще, все это… я… у меня есть жених, и мы с ним помирились. Вот.

— Врешь… Это же бред! Еще вчера у тебя не было никакого жениха, а были планы на Новый год. Со мной, блть! Зачем ты врешь, Вика?!

Молчит.

Вдох.

Еще один.

И не думает отступать.

Наоборот наконец-то поворачивается и смотрит мне в глаза. В ее карих плещется решимость. В моих? Наверное, боль от разочарования, которая волнами прокатывается по всему телу так, как будто меня только что хорошенько отметелили. Даже нет. В своей жизни я пару раз прилично получал под дых. Так вот, ощущения от полученного удара и близко не сравнимы с ощущением от услышанных слов от любимого человека, которому ты в прямом смысле подарил сердце и раскрыл, мать его, душу. Первое заставляет защищаться, второе же оглушает. В башке фейерверк взрывается. Хаотично и громко долбя по перепонкам, дестабилизируя моментально.

Мудак ты, Швец.

Глухой, тупой и слепой мудак.

Тебя не любят, тебе врали, а ты, как котенок слепой…

— Поэтому я сбежала от родителей. Они были против нашего расставания, а я… мне хотелось новых ощущений. Хотелось попробовать новых отношений. Я тебя обманывала. Не заставляй меня и дальше краснеть, Ренат, пожалуйста, отпусти!

С губ срывается истеричный смешок:

— Новых ощущений, значит?

— Не надо…

— И как? Получила?

— Я не…

— Понравилось? Получить власть и втоптать в грязь — должно быть занятные «ощущения», да, Вика? — рычу, едва сдерживая рвущийся наружу гнев.

Как дурака водила за нос.

Как дебила обвела вокруг пальца.

Я поверил.

Я втюрился, как сопляк, в ту, которой это, оказывается, на хер было и не нужно!

— Я не хотела, — слышу, как срывается на скрип голос ясноглазой, — я не планировала…

— Пошла вон.

— Ч-что?

Отрываю взгляд от руля. Щелкаю кнопкой, снимая блокировку с дверей, каждое слово непроизвольно сочится ядом, когда говорю:

— Дефилируйте на выход, Виктория. Шоу идиотов закончено, — добавляя уже тише: — видеть тебя не хочу, ясноглазая.

— Ренат… прости…

Смотрю на девчонку в упор. Молчу. Достаточно тут уже слов.

Вижу, как молча по ее щекам катятся слезы, но тупая боль в районе сердца не дает прорваться жалости. Со мной просто поиграли, как с щенком. Поиграли и выбросили из своей жизни. Превосходно!

Хочется орать и барагозить. Но я сижу, не шевелясь, чтобы, не дай боже, не сорваться. Сам придурок, сам повелся, сам и получил. Разгребай.

Вика отмирает. Тянется к ручке двери. Уже в последний момент, когда она выскакивает на улицу, бросаю:

— Ключи от моей квартиры оставишь у консьержки. Спасибо, ясноглазая.

— За что?

— За охеренный жизненный урок.