На протяжении всего занятия я поглядываю на сидящую рядом Аню. С отсутствующим взглядом она смотрит прямо перед собой. В ее тетради даже тема не записана. В какой-то момент Петрова все же замечает, что я за ней наблюдаю, отчужденно смотрит мне в глаза и снова отворачивается. Оставшееся время я сижу как на иголках.
А, когда пара заканчивается с упавшим сердцем вижу, что Аня поднимается со стула и проходит мимо меня. Я быстро кидаю свои вещи в сумку и бегу ее догонять.
— Ань, можно с тобой поговорить? — осторожно тяну ее за локоть.
Петрова пожимает плечами.
— Ладно, давай.
Мы пропускаем поток студентов и отходим к исписанной мелом доске, где препод объяснял нам структуру мировоззрения.
— Я тебя чем-то обидела? — прямо спрашиваю девушку.
— Нет, — Аня качает головой.
— Тогда почему ты меня избегаешь?
— С чего ты взяла? — ее лицо ничего не выражает, однако в голосе Ани звучат странные нотки — раздражение и досада.
Мы не были особо близкими подругами, да и знакомы всего три месяца, но я считала, что у нас с Аней теплые доверительные отношения, и есть, что вспомнить. Только теперь она как чужая, а я совершенно растеряна. И мне даже немного обидно.
Следует длинная пауза, после которой я говорю:
— Понятно. Ладно. Не буду приставать.
— Динка… Подожди, — на этот раз Аня удерживает меня за локоть. И голос ее звучит иначе.
Повернувшись, я беру ее за руку, она у нее ледяная и влажная, и тяну ближе к доске, чтобы проходящие мимо не могли нас ненароком подслушать.
— Это все из-за того, что я у Чемезова осталась, да?
Аня удивленно смотрит на меня.
— Конечно нет, что за глупости?
— Ну тогда что, Ань? Мы же за этот месяц ни разу толком не поговорили. То ты мимо проходишь, как будто в упор не видишь, то отвечаешь недовольно. Я уже голову сломала, честное слово. Не люблю я неопределённость. Если я тебя чем обидела, и ты не хочешь общаться, ты так и скажи!
— Дин, да ты тут ни при чем. Обещаю, скоро все будет, как раньше.
— Да случилось-то?! — повышаю голос.
Аня опускает голову и еле слышно произносит:
— Я беременна.
У меня даже рот от шока открывается.
— Песец…
— Он самый, — Аня тяжко вздыхает.
— Влад знает? — тихо спрашиваю я.
— Знает… Уже две недели меня за километр обходит, — ощетинивается девушка. — Просто цирк какой-то!
— Вот подонок! — меня распирает от гнева и обиды за девушку.
— Угу, — кивает Аня.
Ее потерянный вид разрывает мне сердце.
— Ну а ты что будешь делать?
— Что-что… На аборт записалась, анализы сдавала вот. В четверг пойду. Уже срок поджимает, дальше некуда тянуть.
— Понятно.
— Осуждаешь детоубийцу? — горько усмехается Аня.
— Нет! — я трясу головой. — Ничего подобного! Это твое решение. Может, тебе помощь нужна? Деньги или… я не знаю.
— Нет. Папа мне кидает на карту, жилье оплачивает. Я не голодаю. Квартира хорошая. Только скучно одной. Постоянно вспоминаю, как мы с тобой в общаге жили…
Улыбка Ани наполняется грустью.
— Да. Кто бы мог подумать, что все будет… вот так.
— Я смотрю, у вас с Тимом все серьезно?
— Похоже на то, — я снова опасаюсь называть вещи своими именами.
Все слишком неопределенно. Я живу у Тима нелегально, на птичьих правах, да, мы пара, нам очень хорошо вместе, но говорить о том, что это навеки — глупо. Если я в чем-то и уверена, то это в том, что сейчас не могу прожить без Чемезова и суток.
С ним ужасно весело. Мы проводим вместе почти все свободное время, гуляем, смотрим сериалы или готовим. Ладно, это я готовлю, а Тим просто сидит на барном стуле и молотит всякую ересь.
Мне нравится, что Тим не пытается казаться лучше, чем он есть на самом деле, а еще у него большое доброе сердце и душа ребенка. И, если меня спросят, за что я его полюбила — наверное, именно за это.
— Неожиданно, если честно, — признается Аня. — Но я рада за тебя. И ты не подумай, я не завидую и не обижаюсь, просто ситуация сложная. Не хотела никому говорить, знаешь, не люблю людей грузить, но тяжело все это в себе держать. И так страшно… — девушка замолкает. Ее лицо искажает гримаса страдания. — Я уже весь интернет перерыла. Одни жалуются, что боль адская, другие пишут, что ничего не поняли. Не знаю, чего ждать. Накрутила себя…
От этих слов у меня самой все внутри завязывается в тревожный болезненный узел.
— Бедная моя.
Мне в голову не приходит ничего более умного, чем просто обнять Петрову. В результате Аня начинает рыдать на моем плече.
— Ты знаешь, сначала я думала оставить ребенка, — всхлипывает она. — Ну люди же как-то учатся и детей рожают. А я так люблю возиться с малышами, только, как представила, что будет, если мама узнает…
— Ты даже не попробовала с ней поговорить, — я осторожно отстраняюсь и заглядываю в ее заплаканное лицо.
Аня качает головой, утирая слезы.
— Дохлый номер.
— А отец?
— Нет, Дин, — подняв голову, Аня часто моргает и дышит поверхностно и часто, — еще папу не хватало в это втягивать. Все решено, — понемногу ей удается вернуть самообладание. — Мама мне всю плешь проест, а Владу я не нужна. Этого ребенка никто не будет любить. Не хочу я ему такой жизни.
— Как никто не будет любить? А ты? — замечаю я.
Аня снова морщится.