Нарушенная заповедь

Зимнее солнце было таким ярким, что Полина Иосифовна невольно щурилась. При этом уголки рта у нее приподнимались, и казалось, что женщина улыбается. А может, она и на самом деле улыбалась, потому что, несмотря на колючий ветер, который так и норовил забраться в коротковатые рукава китайского пуховика, настроение у нее было замечательное. Этому во многом способствовали три свернутые в трубочку купюры, полученные в благодарность от пациентов, а еще коробочка заморских конфет, презентованная пациенткой из палаты героев. То-то внучка обрадуется! И что за радость эти конфеты? Вот раньше были конфеты так конфеты! «Мишка на севере», «Гуливер», «Кара-Кум»… Придешь в магазин, попросишь продавщицу взвесить сто грамм, и пока она сворачивает кулек из четвертушки газеты, замираешь в предвкушении праздника. Выйдешь из магазина и тут же съешь одну. Ощущение такое, словно обдало тебя волной радости, закружило в вальсе и повлекло за собой… Полина Иосифовна сглотнула слюну. Сейчас уже нет таких конфет. Канули в небытие вместе с кульками из газеты. Названия остались, а вкус совсем не тот. Ни вальса тебе, ни радостной волны. Полина Иосифовна вдруг почувствовала непреодолимое желание попробовать новомодную конфету. Неужели она и впрямь так хороша, как говорят в рекламе по телевизору, прерывая на самом интересном месте сериалы? В конце концов, конфеты в коробке лежат навалом, внучка и не заметит, что одной штучки не хватает. Уговаривая себя таким образом, Полина Иосифовна дошла до скамейки и, сметя варежкой снег, поставила на нее сумку. Достав коробку, санитарка увидела, что ее уже открывали. Ничего, я дома аккуратненько подклею, никто и не заметит, – успокоила она себя и, стащив с руки варежку, достала шарик в прозрачной обертке. Нет, – разочарованно поморщилась Полина Иосифовна, – в наше время конфеты были гораздо красивее! В бумажных обертках с картинками, под которыми скрывалась разноцветная фольга! В нее мама на Новый год заворачивала орехи и вешала на елку. А еще можно было сделать секрет: выкопать ямку, положить туда фольгу, придавить сверху стеклышком и закопать. А потом ходить и любоваться… Пока Полина Иосифовна предавалась воспоминаниям, ее сухие от постоянного контакта с водой пальцы развернули конфету. По цвету она чем-то напоминала соевый батончик, посыпанный вафельной крошкой. Женщина осторожно откусила половинку, чуть не сломав зуб о твердый орех, торчащий посередине. Колючее что-то, напоминает мелко нашинкованную капусту, еще и в зубах застревает. Судорожно проглотила и сунула в рот вторую половину. Ничего хорошего. Это вам не «Красный мак»… Подхватив со скамейки сумку, Полина Иосифовна пошла дальше, уже слегка сожалея о своем спонтанном поступке. Но, пройдя полквартала, вдруг почувствовала, что волна ее все-таки настигла. Была ли это волна радости, она так и не поняла, потому что голова вдруг закружилась, словно от стремительного тура вальса, в груди стало тесно и больно. Заметив в двух шагах скамейку, Полина Иосифовна тяжело опустилась на заснеженные доски. Сумка упала набок, коробка с конфетами выскользнула, и шарики в прозрачных обертках покатились под ноги прохожим, спешащим как можно скорее покинуть царство холода. А Полине Иосифовне холод был нипочем. Налетевший порыв ветра закружил ее в вальсе. Последнем.

Глава 9

Вагон резко дернулся, звякнула ложка в стакане. Молчанов понял, что задремал. За окном, укрывшись снежным одеялом, дремала какая-то станция. Тимур вышел на перрон, закурил.

– Стоянка две минуты, – неприветливо буркнула проводница, кутаясь в черное форменное пальто, – далеко не уходите.

Уйдешь тут далеко, Тимур пожалел, что не набросил куртку, – мороз к ночи усилился. Тщательно загасив окурок, метко послал его в урну. Попал. Когда-то, в прошлой жизни, он был неплохим дартсменом. Сотрудники, зная страсть шефа, на любой праздник дарили ему комплекты для игры: от самых простых до эксклюзивных, с сизалевыми мишенями из спрессованных волокон агавы, тончайшей разделительной проволокой и дротиками из стали с высоким содержанием вольфрама.

Проводница посторонилась, пропуская неприятного пассажира в вагон, показавшийся после уличной стужи нестерпимо жарким. Будто он вновь вернулся в тот августовский день, когда ему позвонила Карина и каким-то надломленным мертвым голосом сообщила, что с Артемом стряслась беда и она срочно вылетает в Крым. Тимур сначала даже не поверил своим ушам. Попытался уточнить, но Карина уже повесила трубку. Как же так? Сын отдыхал в элитном оздоровительном детском центре – пионерлагере, как называл его Тимур, – под Алуштой. На деньги, отданные за путевку, вся семья Молчановых могла, ни в чем себе не отказывая, провести неделю на любом средиземноморском курорте. С мальчиком просто ничего не могло случиться, уверял себя Тимур, выруливая с парковки.

Карину он нашел в аэропорту, где она пыталась взять билет на ближайший рейс до Симферополя.

– Два билета, – сказал Тимур девушке-кассиру.