Нарушенная заповедь

Микроавтобус с детьми уехал, а Ольга осталась с Артемом дожидаться врача из пансионата. Усадить мальчика в машину удалось только с помощью успокоительного. Всю обратную дорогу Артем мирно дремал на заднем сиденье, но когда его попытались занести в спальню, забился в истерике. Посовещавшись с врачом, начальник пансионата принял решение оставить ребенка с воспитателем ночевать под открытым небом – благо ночь обещала быть ясной – и срочно вызвать родителей мальчика. Конечно, последний шаг подрывал безупречную репутацию заведения, но держать ребенка на транквилизаторах, не заручившись согласием родителей, – значит просто поставить на этой репутации жирный крест.

Тогда, в Алуште, слушая обстоятельный рассказ Ольги, Тимур не представлял, как отразится это событие на дальнейшей жизни семьи Молчановых.

Возвращаясь домой, он решил, что лучше будет не везти Темку в город. Пусть пару недель поживет с Кариной у дедушки с бабушкой. Там, по крайней мере, нет лифта и тесных лестничных пролетов.

Тимур в последние годы бывал у родителей наездами, подолгу не задерживался, чаще общался по телефону и был поражен царившей в их доме атмосферой. Казалось, отец с матерью вновь вернулись в пору романтической юности. Их взгляды, слова, оброненные вскользь, мимоходом, переполняло тепло и искренняя привязанность.

Яблоневый сад не оправдал надежд Михаила Петровича. Виновато ли в том было тесное соседство сосняка, или подтверждались слова Марии о геопатогенной зоне, но, несмотря на то, что саженцы привозились из элитного питомника, деревца выросли неказистые, яблоки родили мелкие, незавидные. Избалованная сельская ребятня предпочитала фрукты из собственных садов, и мечта Молчанова-старшего накормить плодами соседей так и осталась бы мечтой, если бы у его супруги, Елены Павловны, вдруг не обнаружилась предпринимательская жилка. Сначала она приспособилась варить из несъедобных на вид яблок варенье, повидло и замечательный конфитюр на французский манер – с кальвадосом и корицей. Когда полки в шкафах на кухне уже прогибались от разнокалиберных банок с аккуратными этикетками, Елена Павловна решила попробовать себя в роли кондитера. И, надо сказать, роль эта ей удалась.

– Очевидно, в прошлой жизни я была поваром, – говорила Елена Павловна, принимая очередную порцию аплодисментов. – Жалко только, что я так поздно это узнала. Как хочется в следующей жизни вспомнить об этом хоть на капельку пораньше, – и она соединяла пахнущие сдобой пальцы, показывая, какой маленькой, в ее представлении, должна быть эта капелька.

– Что ты, Леночка, – говорил Михаил Петрович и прижимал к своей щеке ароматные пальцы супруги, – совсем и не поздно, у нас с тобой еще все впереди.

Елене Павловне не хотелось довольствоваться мнением домашних поклонников. Она мечтала вывести свои шедевры «в люди». Михаил Петрович воспротивился было. Зачем это надо? Денег, что ли, не хватает? Но глаза жены горели таким азартом, что он пошел на попятную, поручив Тимуру прокачать организационные вопросы. Для начала производства требовалось отдельное помещение. Памятуя о данном председателю сельсовета обещании передать оставшиеся от старого дома мраморные ступени, балясины, декоративные колонны и фрагменты лепнины на строительство церкви, Михаил Петрович аккуратно сложил их в дальнем конце участка. Но жизнь в Лесном потихоньку угасала, председателю было уже не до церкви; на повестке дня стояли более насущные вопросы. И на Зеленой горке снова закипело строительство. Первоначально предполагалось соорудить что-то легкое, вроде летней кухни, но, казалось, сами камни внесли коррективы в проект людей. В результате летняя кухня по-молчановски скорее напоминала древнегреческий храм в миниатюре: белые колонны, мраморные ступени и статуи богинь в нишах. Статуи, конечно, современные, зато колонны и ступени, истертые множеством ног, – самые что ни на есть старинные.

С помощью Тимура Елена Павловна заключила несколько договоров с магазинами, и очень скоро булочки, пирожки, штрудели и шарлотки стали пользоваться горячим спросом.