Нарушенная заповедь

– Тим? – спросила тихо, будто сомневаясь, он это или нет.

Тимур посмотрел на жену и только теперь увидел, как она сдала за последние месяцы. От глаз к вискам пролегли морщинки, кожа на лице стала тонкой-тонкой, как старинный пергамент. Кажется, тронь – и зазвенит. И сама она – как натянутая струна, сплошной нерв.

– Кушать хочешь? – не дожидаясь ответа, дернулась в сторону кухни.

Он не ощущал голода, ему хотелось смотреть на нее, в это родное лицо.

– Карина, постой, – Тимур сделал шаг и коснулся пальцами морщинок у ее глаз.

– Что? Что такое?

– Морщинки…

Она подняла руки к вискам и помассировала уголки глаз, будто пытаясь стереть паутинку морщин.

А ему вдруг захотелось обнять ее. Довольно странное желание на десятом году супружества. Но он не хотел сейчас об этом думать. Просто хотел обнять. И обнял. Она на мгновенье напряглась, повела плечами, будто собираясь выскользнуть и бежать на кухню греть свой дурацкий ужин, а в следующую секунду расслабилась и опустила ресницы. Тимур смотрел на эти длинные, слегка подрагивающие ресницы и вдруг сказал:

– Я люблю тебя… Как же я люблю тебя, Карина.

Из-под ресниц выкатилась слеза и медленно поползла по щеке, оставляя дышащий влагой след. Тимур прикоснулся к нему губами и замер. От Карины пахло слезами, пролившимися и будущими. Эти слезы намочили его рубашку на груди, и от этого мокрого прикосновения телу стало горячо-горячо. Господи, как же давно он не обнимал ее! Это же так здорово – обнимать свою жену… И не просто жену. Только сейчас Тимур понял, что для него Карина. Это как воздух, который не замечаешь до той поры, пока вдруг не становится нечем дышать.

– Тим, вода течет, – прошептала Карина.

– Ну и пусть, – он осторожно взял ее лицо в ладони, поцеловал ненакрашенные губы, и мир с текущей водой и неразогретым ужином перестал существовать.

На следующее утро директор «Аверс-банка» первый раз в жизни опоздал на работу.

Новый год Молчановы отмечали в доме на Зеленой горке.

– Балуешь ты его, – проворчал Михаил Петрович, глядя на новенький компьютер, привезенный Тимуром сыну, – есть же один.

– Дедушка, – возмутился Артем, – ну я же тебе говорил, тот комп – полный отстой, видеокарта не топовая! Бателфилд глючит по-страшному.

– Вот-вот, – поморщился дед, – одни игры на уме. В школу тебе надо.

– Ладно тебе, не начинай, – с мягкой улыбкой одернула его супруга. – В школе сейчас каникулы. И потом, мы с ним занимаемся по школьным учебникам.

– Занимаетесь вы… – не унимался Михаил Петрович. Чувствовалось, что этот разговор возникает не в первый раз. Молчанов-старший, выросший в стране, где за тунеядство полагалась уголовная ответственность, не мог спокойно смотреть на внука, целыми днями проводящего за компьютером. – Разве серьезный человек будет заниматься подобной ерундой? Скажи, Тимур? – апеллировал он к сыну.

Однако тот не спешил подтвердить слова отца.

– Неужели тоже маешься подобной дурью? – Молчанов-старший с недоумением посмотрел на сына.

– Нет, у меня проще – я мечу дротики. Нечасто. Только когда очень надо выпустить пар.

Михаил Петрович с недоверием посмотрел на сына:

– Что еще за дротики? Как у римских воинов?

– Лучше, – улыбнулся Тимур. – Да я тебе привезу в следующий раз, у меня в кабинете весь шкаф завален.

– Что, прямо в банке играешься? Мальчишка! Позорище!

В атмосфере начинали проскакивать слабые электрические разряды, и Елена Павловна сочла нужным, подобно тренеру в боксе, выбросить на ринг полотенце.

– Предлагаю перейти в гостиную, чайку попить. Для нас с тобой, – она приобняла невестку, – я ликера бутылочку припасла, настоящий «Шартрез». Знаешь, как он раньше назывался? – она говорила и потихоньку увлекала Карину за собой. – Эликсир долголетия. Один маленький глоток прибавляет год жизни.

– И мы хотим долголетия, – ухватился за протянутую матерью руку помощи Тимур, – нам с отцом нальете глотков по пятьдесят?

– По пятьдесят… – проворчал Михаил Петрович. – Кому пятьдесят, а кому и пару десятков с головой хватит.

– Да хоть по сто, – улыбнулась Елена Павловна, усаживаясь на свое место во главе стола. – Тебе и карты в руки, наливай.

Стол был уже накрыт, причем вовсе не для чайной церемонии – что для мужчин чай, баловство, – и кроме разрекламированного «Шартреза» тут стояло шампанское, графинчик с водкой, коньяк, влажно желтел сыр, аппетитно пахло копченостями и соленым огурчиком.

– Ну-с, приступим, – скомандовал Михаил Петрович, берясь за бутылку.

Однако когда он поднес ее к рюмке Карины, та покачала головой и попыталась тонкими, почти прозрачными пальцами помешать ему.

– А что такое? – удивился Михаил Петрович. – Долголетия не хочется?

Карина зарделась, улыбнулась смущенно, словно дореволюционная гимназистка.

– Хочется…

Елена Павловна внимательно посмотрела на невестку.

– Господи… Карина, дочка, – медленно произнесла она, – неужели…

Карина бросила мимолетный взгляд на Артема и чуть заметно кивнула.

– Предлагаю за это выпить, – сказал Михаил Петрович. – За нас, за Молчановых, тех, кто был, тех, кто есть, и тех, – тут он выразительно посмотрел на Каринин живот, – и тех, кто будет! Ура!