Нарушенная заповедь

Она оторвалась от дерева, и расстояние между ними уменьшилось до опасного предела. Маленькая крепкая грудь Ольги почти касалась локтя Тимура. Он чувствовал исходящий от нее пряный запах дождя, и от этого кружилась голова. Сознание словно балансировало на тонкой струне. Хотелось обнять ее, прижать к груди, защитить от всепроникающих струй, но его останавливал страх. Страх нарушить равновесие и сорваться в безумие давно позабытых, оставленных в прошлом чувств. Очевидно, Ольга почувствовала, что творится в душе собеседника. Движение ее было коротким, словно качнулся подвешенный на невидимой нити маятник. В следующую секунду их тела соединились, руки сплелись, губы нашли друг друга.

А потом они, обмотавшись простынями, словно римские патриции – тогами, пили обжигающе горячий чай из крымских трав в крошечной комнатке Ольги. Разговаривали. Вернее, говорила она – что-то весело лопотала о своей, в общем-то, не очень веселой жизни. Но все это искрилось юмором, играло радужными переливами полутонов, словно перламутровая раковина, растворялось во влажном воздухе, настоянном на хвое, йоде и еще тысяче разнообразных запахов.

Следом за ливнем грянуло солнце. Затопило комнату, сделав невозможным дальнейшее пребывание в ней. И они вырвались под небо, ставшее вдруг бездонным, словно вывернутый наизнанку колодец, и синим-синим. Хотелось безумства, полета, и, поймав такси, Тимур с Ольгой поднялись на вершину нависающей над санаторием горы – огромной скалы, снизу кажущейся абсолютно неприступной. На вершине гора оказалась плоской, как стол, с трех сторон уходящий в бесконечность, а с одной – круто обрывающийся вниз. У самого обрыва теснились многочисленные татарские ресторанчики. Запах приготовленного на огне мяса и специй будоражил воображение. Внимание Тимура привлек шатер на небольшой площадке почти на самом краю пропасти. Прозрачные белоснежные занавеси, разлетающиеся на ветру, словно крылья гигантской чайки, позволяли видеть диван, застеленный коврами и закиданный подушками, а в центре – столик на низких ножках. Тимур подошел ближе. Отсюда море выглядело гигантским изумрудом в причудливой оправе из зелени парков с вкраплением разноцветных камешков – пансионатов. Посетители плоскогорья обходили обдуваемую всеми ветрами площадку стороной, поэтому хозяин заведения, почувствовав в Тимуре и Ольге потенциальных клиентов, рванул им навстречу.

Это был невысокий худощавый татарин. Смуглое лицо его покрывала сетка глубоких морщин, вызывающая в памяти кракелюры на старинных картинах.

– Проходите, гости дорогие, – приговаривал он, – у нас самый лучший шашлык! А вино! Ах, какое вино! «Седьмое небо князя Голицина»! Слышали о таком? Как чувствовал, что у меня будут такие замечательные люди, оставил бутылку! Все горы обойдешь – ни у кого такого нет!

Вольготно раскинувшись на диване, Тимур, словно губка, впитывал окружающую его красоту.

– Вон там я живу, – показала Ольга на небольшой домик в каре кипарисов.

– А где я?

– Чуть левее, где два тополя. А вон там снимали фильм «Двенадцать стульев», – она указала рукой направление. – Вот там, видите? Левее «Афродиты».

– «Афродиты»? – Тимур вспомнил о цели своей поездки. – Что за «Афродита» такая?

– Да вон она! – девушка махнула рукой в сторону высотного здания, прилепившегося к безлесной подошве горы.

С этого ракурса пансионат совсем не походил на многочисленные фотографии, прилагавшиеся к заявке на выдачу кредита. На фоне утопающих в зелени соседей Афродита выглядела обнаженной, но, в отличие от мифологической тезки, нагота ее абсолютно не красила. «Жлобы, – подумал Тимур, – такую махину выгнали, а на озеленение денег пожалели». Но вслух сказал:

– Симпатичное место. Переехать туда, что ли?

– Ты меня слушай, старый Мансур знает, что говорит, – словно джинн из бутылки, материализовался старик-татарин с разноцветной охапкой шерстяных пледов. – Плохое это место. Старики наши говорят – Шайтан здесь живет. А Шайтан где поселится, скоро не уйдет. Тут грек жил богатый. Вино делал. За море возил. Очень деньги любил. Людей не любил. Зарезали его в собственной постели. Было у него три сына. Подрались из-за отцовых денег. Друг друга, как барашка, зарезали. Пришли утром люди – кровь повсюду, братья мертвые лежат. А денег нет. Шайтан забрал. А потом армянин жил. Жена у него красивый был. Как твой, – он кивнул в сторону Ольги, кутающейся в плед. – А потом пропали и армянин, и жена его. Только дом остался. Люди видят – дом стоит, тандыр не дымит, никто не ходит туда-сюда. Корова кричит, не доена. Заглянули – а дом пустой. Все исчезли. Как и не было. Так наши старики говорили. Потом в колодце армянина нашли. Сильно страшный был. А жену его никто больше не видел. Шайтан ее забрал, уж очень красивый был. А армянин – зачем Шайтану старый армянин?

Потом никто не жил. А потом пришли, давай забор ставить. Старики говорят – Шайтаново это место, не будет здесь добра. А они смеются. Не наше это дело, говорят. Наше дело – строить. Вот и построили.

Да что я вам рассказываю – попробуйте вино! Оно лучше старого Мансура расскажет.