Нарушитель границы

Я снова курил на кухне, думая о том, как быстро подпал я под власть этой дурной привычки (хотя еще недавно сам боролся с курением Вольфа), когда из соседней комнаты, где ворочалась и вздыхала Эльза, раздался стук в стену. «Сейчас», — ответил я. В комнате, на пороге которой я остановился, было черно, только щель зашторенного окна мерцала серебристо от уличного фонаря. «Чего стоишь? Темноты, что ли, боишься?» — спросила она из постели. Родители семьи, уехавшей на юг, наверное, любили друг друга, потому что двуспальная кровать была огромной, почти на всю комнату, в которую я вступил. Встал коленом, как бы проверяя матрас. Упал на спину рядом с Эльзой. «Чего на одеяло лег? Ложись под». «Жарко…» «А сам зубами лязгает! Давай, накрывайся». «Подожди, — сказал я, — свет на кухне забыл». Удалившись на мгновение из ситуации, развитие которой было неотвратимо, я спросил себя: «Неужели? Неужели вот сейчас э т о и произойдет?» Все как бы не со мной происходило, а с кем-то, от меня отслоившимся, с двойником. Пытаясь унять дрожь, которая и под одеялом не прошла, я сказал: «Думал, ты уже спишь». «Как-то, знаешь ли, расхотелось, — ответила она с соседней подушки. — Весь день говоришь себе, только бы дорваться до кровати. Одно желание: спать, спать, спать. А дорвешься — не уснуть. Никак! Аж плакать хочется». «Это от переутомления. Сделать тебе массаж?» Она повернулась ко мне: «Чего-о?» — «Как в спорте, знаешь?» Расхохотавшись, она упала лицом в свою подушку. Плечи ее обидно тряслись. «Ничего смешного, сказал я. И положил ей на спину ладони. Усталость как рукой снимет. Вот увидишь. Расслабься», — поколотил ее ребром ладони. Я взялся за ее мышцы с таким альтруизмом, словно партнера по секции классической борьбы (ходил немного) отбивал, разминал, растирал и поглаживал, и даже на какое-то время опять совпал со своим дрожащим двойником. Но когда отвернул одеяло ниже, я не смог убедить себя, что под ладонями у меня всего-навсего ягодичные мышцы. Сглотнул и сказал: «У тебя, Эльза, замечательная кожа, знаешь?» Огибая ягодицы, прохладные и матовые, мои руки скользили гладко и отлого к пояснице. «Кожа как кожа», — глухо отозвалось сверху. «Такая нежная. Такая упругая». — «Болтаешь много». «На то, Эльза, и язык нам даден». — «А с женщиной не языком работать надо!» — и с этими словами, с внезапно резкой, как бы дельфиньей силой тело, сбросив мои руки, гибко развернулось, и стиснуло меня ногами. Властно. Сердце бухнуло сильно — и пропало. Мой бездыханный двойник некоей туманностью навис над белеющим телом, взявшем его в клещи, как Красная Армия брала немцев (и наоборот, конечно). Сдвинув колени и опираясь на локти, двойник этот слепо тыкался чем положено куда должно, но ничего, кроме терпимой рези от волос, не ощущал, толкался, но не попадал, и в этом было нечто настолько глупое, телячье-щенячье, что туманность над неведомой планетой наполнилась виной и стыдом. «Не нахожу», — выдавил он отчаянно, чувствуя, что еще немного и слезы брызнут из глаз. «Ищи, — отозвалось под ним. — Я с тобой в прятки не играю. Или помочь?» Но он перехватил в запястье ее снявшуюся было на помощь руку. Он все еще был снаружи, толкаясь осторожно. Терра инкогнита. И он ее зондировал. В одном месте наконец почудилась под волосами, которые только затемняли все и путали, некая податливость, впадинка, ямка. Он послал женщине мысленный вопрос. Она ответила насмешливым молчанием. Он надавил, нерешительно, и его обняло-облепило теплой лепестковой вялостью. И снова остановило. Он толкнулся сильнее, и чуть не вскрикнул от ликующего торжества, раскрывая женщину изнутри, влажную, обжигающе-жаркую, живую, — до упора. Победительно он скосил глаза на лицо под ним, вытащился настолько, чтобы не потеряться снова, и толчком одним заполнил ее опять. «Хорошо, — ответила на это она. — В этом духе и действуй». После чего он с возрастающей уверенностью стал опустошать и заполнять ее — вперед и назад — для взаимного наслаждения. «Можешь еще сильней». Раз так, он принялся вколачивать изо всех сил, и она стала вскрикивать, одновременно пожимая ему предплечья в знак того, что не от боли это, а наоборот. Чтобы не так пронзительно вскрикивать, она укусила подушку. Она очень чутко при этом следила за ним, так что когда он — на самом краю оргазма — попятился из нее, чтобы по методу коитус интеруптус, прочитанному в книге, допустим, на живот, она вцепилась в его ягодицы и выйти не дала. Тогда — была не была! — он в три толчка восстановил ритм и пыл, и кончил. Внутри.