На следующий день Костик услышал на улице шум Он выбежал со двора. Фашисты вели по селу связанного человека. Лицо человека было в крови, весь он был избит и изранен, и только по широким плечам, по упрямому наклону головы можно было узнать в нем дядька Данила.
Фашисты поставили на площади длинный помост, рядом с ним установили виселицу, на виселице написали: «Так мы расправляемся с партизанами». Потом они согнали на площадь всех жителей села, разложили на помосте полуживого дядька Данила и стали бить его прутьями с такой силой, что прутья свистели и брызги крови разлетались во все стороны. Избив, они нарочно напоили его водою, чтобы он пришел в себя, и только тогда повесили его. Тут же рядом с партизаном они повесили его жену и троих детей. Старшая, Наталочка, была ровесницей Костика и училась с ним в одном классе.
Костик, стоя в толпе, смотрел на казнь. Он весь дрожал и плохо воспринимал окружающее. Смутно осталась в памяти фигура испуганной девочки с прижатыми к груди руками, расплетенные косички, которые он так часто видел перед собой, сидя на парте, за которые он не раз шутя дергал голубоглазую Наталочку. Кажется, он закричал и рванулся вперед. Его удержали. Потом рука матери закрыла ему глаза.
— Сынку! — сказала мать, когда они вернулись домой. Губы ее были сухи, щеки впали, а глаза горели. — Сынку! Того, что видел сегодня, не забудь! Расти и ты таким, как дядько Данило. Помни, что он мученическую смерть принял, а не выдал своих!
Ночью Костику снилась Наталочка. Она стояла с прижатыми к груди руками, голубые глаза были раскрыты и смотрели прямо ему в глаза.
Утром, с узелком в руке, Костик пробирался по лесу. Добежав до знакомой землянки, он, как всегда, спрятался в кустах и тихонько свистнул. Никто не откликнулся. Он повторил сигнал и снова не получил ответа. Ползком добрался он до землянки и осторожно приоткрыл дверь.
Внутри никого не было. Пугливо озираясь, он спустился в землянку. Тишина.
— Тато! — сказал он громко.
Никто не ответил. На полу валялись окурки, деревянная ложка, кусок газеты и забытый кем-то картуз. Было ясно, что партизаны ушли отсюда. Холодно и страшно стало Костику, но он продолжал искать хоть каких-нибудь следов. Внимательно осмотрел обрывок газеты, поискал, нет ли записки в картузе. Напрасно! Шаря рукой в темном углу, он наткнулся на какой-то холодный предмет и взял его в руки. Глаза его загорелись, а сердце замерло. Он держал в руках гранату! Смелая мысль мелькнула у него в мозгу, и он бросился вон из землянки.
Добежав до реки, он притаился невидимый за стволом сосны. На том берегу он видел здание школы, сарай, в котором был теперь склад боеприпасов, фигуру часового у склада, немцев, рассевшихся на партах. Вдруг Костик опустился на одно колено, широко откинул в сторону руку и размахнулся. Точно невидимая сила подхватила гранату и понесла ее по воздуху. Костик бросился на землю. Что-то грохнуло на том берегу. Земля задрожала. Тяжелая бесформенная глыба в клубах дыма и пыли взметнулась кверху, закрыв небосвод, и тотчас же ринулась вниз. Послышался громкий плеск. Костик отполз от берега, поднялся и побежал.
Он долго метался по лесу в поисках партизан. Но никого не встретил. Надо было возвращаться домой.
Задумавшись, он шел по улице и не сразу обратил внимание на странную тишину, стоявшую в селе. Дети не играли под окнами. Старики не сидели на завалинках. Нигде не было ни души. Костик заглянул в свою хату — она была пуста. Он побежал к площади и в ужасе остановился.
Так же, как накануне, на площади, напротив виселицы, с которой еще не были сняты тела казненных, толпились согнанные в кучу жители села. Немецкий офицер, надутый и строгий, что-то кричал, обращаясь к толпе. Притаившись за углом одной из хат, Костик прислушался.
— Последний раз предупреждаю, — говорил, отчеканивая слова, офицер: — если не назовете человека, который сделал взрыв, всех до одного жителей мы будем… расстрелять!
Молчали колхозники. Костик увидел в толпе знакомые лица. Увидел мать, которая держала на руках самую младшую сестренку. Трое малышей стояли возле нее, держась за ее юбку.
— Расстрелять! — повторил офицер.
Костик проглотил подступивший к горлу комок. Потом он оглянулся, ища чьей-то поддержки, но никого не было рядом с ним. Офицер махнул рукой. Солдаты, стоявшие за его спиной, выпрямились. Костик понял, что медлить нельзя. Тяжело дыша, облизывая сухие, горячие губы, он выбежал на середину площади.
— Назад! — крикнул кто-то.
Костик остановился. Офицер смотрел на него в упор. И все солдаты смотрели на него. И все согнанные в кучу люди тоже смотрели на Костика.
— Сыночек! — услышал он не то стон, не то шопот матери.
С трудом передвигая ставшие непослушными ноги, Костик подошел ближе к офицеру и сказал сурою и тихо:
— Это я кинул гранату…