Нас научили

Резкий повелительный голос все расставил по местам, вернул в нормальное армейское состояние. Всхлипывающий Тукташев сутуло поднялся возле Понтрягина. Оба мокрые, грязные, без пилоток.

- Рядовой Тукташев! Всю одежду сполоснуть, отжать, развесить на кусты, вести наблюдение, ждать распоряжений. Рядовой Понтрягин, раздеться и за мной. - И уже спокойно добавил: - Чуток поныряем...

Осклизлое переплетение веток и коряжин выстилало дно. Постникову казалось, что он шарит в каких-то окоченелых кишках.

Сплавлялись по течению вниз головой, срывая ногти о сучки, он чувствовал, как замедляются удары сердца, а затылок наливается звонкой тяжестью.

В шестой, не то седьмой раз пробежав берегом к месту начала переправы и нырнув, понял, что не может разогнуть левую ногу. Нестерпимая боль пронзила напряженно сведенную голень, словно от пятки к колену в неё вогнали раскаленный стальной прут. Яростно работая руками и отпихиваясь одной ногой, стиснув зубы, сглатывая горловой стон, пытаясь выгрести к берегу, в бессильном отчаянии понимал - тонет. Тонет, как собака. Хотел крикнуть, едва не захлебнулся и, уже почти ничего не соображая, на одной злости, до крови царапаясь осколками ракушек, вполз на карачках на отмель, где топтался голый заплаканный Тукташев. Принялся щипать, мять и хлестать ладонью сведенную судорогой мышцу. Боль отпустила.

Подошел Понтрягин, взлязгивая зубами, дыша с хлюпающим присвистом, как резиновый насос-лягушка. Бросил на хрустнувший песок автомат с прилипшими нитями шелковой тины.

- Вот, достал...

Повалился около.

Мутно глядя перед собой, Постников слабым, прерывистым голосом прошелестел:

- Молодец, рядовой Понтрягин. - Почерневшие губы дрогнули подобием улыбки. - Объявляю устную денежную премию.

- Спасибо, товарищ ефрейтор, - откликнулся рядовой, щелкнув зубами.

- Да какой я тебе к свиньям ефрейтор. Зови, как все, Васёк. Самого-то как звать?

- Саша.

- Шурик, значит. Где так плавать выдрочился, Шурик?

Будь у Понтрягина хоть малость сил, он взвизгнул бы от радости. В армии, где всех солдат кличут по фамилиям или прозвищам, зваться по имени высшее солдатское отличие. Это надо заслужить. А теперь его, Понтрягина, которому чинарик оставить докурить - западло, сам Васёк Постников будет Шуриком звать. И он радостно отозвался:

- В ДОСААФе. А знаешь, Васёк, как ДОСААФ расшифровывается? Добровольное общество содействия Андропову, Алиеву, Федорчуку.

Постников устало хмыкнул:

- Ну, Андропова скоро год как схоронили, у КГБ своя клиентура, а Федорчуку не больно-то добровольно содействуем. Или ты сам в ВВ напросился?

Посинелые, обтянутые пупырчатой кожей с поднявшимися дыбом волосами на руках и ногах, они валялись на холодном колючем песке. Снова заплакал Тукташев.

- Хорош выть! - заорал Понтрягин. Че ещё за деньги? На службе собака утонула.

- Погоди, Сашок, - осадил его Постников. - Кому собака, а кому материальная ценность. По бумагам этот кобель, небось, первым сортом числится. Не реви, Тукташ, выкрутимся. Главное, автомат достали, судить не будут. На гражданке кем работал?

- Совхоз работал, арыки чистил, - давился слезами.

- Ладно, не плачь, будь мужиком. Сколько денег получал?

- Сто рублей получал, да. Зимой дом сидел. Папа умер, мама болной. Пенсия нет, надо деньгам давать, да... Сад маленький. Мама директор ходил, земля просил. Говорят, писот рублей дай. Нет писот рублей. Говорят, деньгам заработать не мог, ленивый, зачем земля?

- У, заразы, Андропова на вас нет. Что за народ? Хоть что с ним делай - все терпит. Да что у вас, советской власти нет? Пожаловаться некому?

Тукташев сидел, сгорбившись, тер глаза, пошмыркивая носом.

- Как жаловаться? Милиция арестует, турма садит, да, бить будет.

- Ну, это ты загнул, конечно, - неуверенно возразил Постников. Ладно, я виноват, я тебя и отмазывать буду. Одевайтесь, на ходу скорей высохнем. Эту хмырюгу мы и без собаки хоть из-под земли выкопаем, на росе след до полдня держится. Выясним, кто такой, все равно докладывать придется, какого черта с места сорвались.

Часа через два они его нагнали. Здоровенный голый мужичина, на полголовы выше Постникова и вдвое шире в плечах, поднялся навстречу. Видно, решив, что погоня отвязалась, он расположился обсушиться на бугорочке в жидком осиннике. Дурашливо вскинув загребистые, как совковые лопаты, лапищи, разглядев буквы на погонах, весело объявил:

- Парни, я не жулик, я - браконьер!

- Почему убегали? - Постников шутить не собирался.

Мужик состроил глупую физиономию:

- Так гнались... С собаками...

Он явно издевался.

- Документы попрошу предъявить.

- Какие документы у голого человека? - звонко хлопнул себя по литым молочным ляжкам, продолжая куражиться.

Но Постников уже углядел на валежине маленькую книжечку, раскрытую солнышку. Потянулся. Здоровяк перехватил руку, сжал запястье, как в тиски завернул. Приблизил вплотную широкое лицо. В холодных глазах разгорались злые искры.

- Вот этого не надо, начальник.