Нас называли ночными ведьмами

…Рано утром мы покидали станицу. Жители вышли из хат, стояли в воротах, смотрели, как рулят наши По-2, как вереницей ползут они, покачиваясь, к зеленому полю за околицей. Никто ничего не говорил. Просто смотрели. Бабки - пригорюнившись, в белых платочках. Деды - забыв о трубках, зажатых в кулаке.

Самолеты двигались медленно: улицы были узкие. А нам было не по себе. Так хотелось побыстрее дорулить до зеленого поля, чтоб не видеть белых платочков и понурых дедовских усов.

* * *

Наши войска отступают. Все дальше и дальше на юг. Ночью мы бомбим наступающих немцев, днем перебазируемся на новое место. Почти не спим.

Как- то ночью пришел приказ срочно улетать: к хутору подходили немецкие танки. Боевая работа была прервана. Улетали поспешно, не было даже карт нового района. Штурман полка так и сказала:

- Площадка, куда мы должны лететь, находится за обрезом карты…

Собиралась гроза, все ближе гремел гром. Сверкали молнии. На новое место прилетели с рассветом. Утром, голодные, стали опустошать бахчи. Со зверским аппетитом ели незрелые арбузы, даже умывались арбузным соком: степь, воды не было. Самолеты прятали в хуторе, ставили их поближе к домам, к деревьям. Рулили прямо по улице, густая пыль оседала на лицах.

Внезапно - сбор. Быстро строимся. Начальник штаба полка Ирина Ракобольская читает приказ Народного комиссара Обороны [173] Сталина. Войска Южного фронта оставили Дон… Позорно, панически бегут… Тяжелая обстановка на юге страны… Ни шагу назад!…

Мы слушаем ужасные вещи. Страшные слова. Мы понимаем: в этих южных степях негде укрепиться, не за что зацепиться. Кто виноват?…

Ракобольская кончила читать. В полном молчании мы стоим усталые, голодные и плачем. Ведь мы - тоже «войска Южного фронта»…

* * *

…Вспомнилось первое военное лето: такое же тягостное чувство я испытывала и тогда, в августе 1941 года. Мы, студенты Московского авиационного института, работали на строительстве оборонных рубежей под Брянском и Орлом. Нас было много, целая армия московских студентов. Работали, как заправские землекопы, выбрасывая вверх на три с половиной метра землю, глину, песок. Эти глубокие рвы должны были задержать продвижение немецких танков.

Часто приходилось делать большие переходы по тридцать и сорок километров. Спали где попало: в стогу, в пустой школе, в [174] сарае. Иногда над трассой рва снижались «мессеры» и строчили из пулеметов. А ночами летели на Москву тяжелые бомбардировщики. Мы яростно копали, а фронт приближался…

Как- то после очередного перехода заночевали в деревне. Я устроилась спать прямо на крыльце какого-то дома, под навесом. На рассвете меня разбудил стук колес по мостовой. Я подбежала к забору: то громыхала пушка, которую катили по булыжнику. По дороге унылой серой массой двигались наши войска. На восток. Солдаты, худые, небритые, с воспаленными глазами, шли, тяжело передвигая ноги, не глядя по сторонам. Утреннюю тишину нарушал топот ног да стук колес: то пушку прокатят, то пулемет.

Ухватившись за колья забора, я молча смотрела на отступавших. Я не понимала, почему они отступают, и от этого становилось жутко. Хотелось плакать… Долго еще мне казалось: я слышу топот и стук колес по булыжнику… Вероятно, именно тогда я решила, что пойду воевать во что бы то ни стало.

* * *

В соседнем полку погиб летчик. Истребитель. Он дрался под Ростовом. Один против трех «мессершмиттов». Раненный, он привел дымящийся самолет на свой аэродром и посадил его. А когда к самолету подбежали, чтобы вытащить летчика, оказалось, что он мертв…

Вечером его хоронили. Нельзя было ждать: войска спешно отступали.

Никто из нас не знал этого летчика.

Парторг полка Мария Ивановна Рунт пришла и сказала нам:

- Пойдемте хоронить его. У них в полку почти никого не осталось.

Мы уже укладывались спать в большом и неуютном сарае, где раньше была конюшня, а теперь - наша гостиница «Крылатая Лошадь», как мы ее назвали. Погода была нелетная. Собиралась гроза. [175]

Одевшись, вышли и направились к окраине станицы, где на телеге уже стояли гроб. Полил дождь. Небо раскололось первым громовым раскатом. Причудливыми зигзагами вспыхивали молнии. В темноте мы шли за телегой по скользкой глинистой дороге. Хлюпала вода. Хлюпала под колесами, хлюпала в сапогах. Все промокли до нитки.

Медленно шли мы мимо аэродрома, мимо гостиницы «Крылатая Лошадь», в поле… Под проливным дождем. И молнии озаряли шествие.

Уныло брела тощая лошадка, покорно кивая головой. Телега раскачивалась на ухабах, и хлюпала под колесами вода.

Мы хоронили летчика. Под проливным дождем. Никто из нас не знал его в лицо. И никто не запомнил его имени…

* * *

Остался позади Дон. Мы отступаем. Степи, степи… Изредка - пустые конезаводы, небольшие хутора. Стоит сухая, палящая жара.

Ночью летаем бомбить врага. Днем перебазируемся на новое место. Спим мало. В одном из хуторов мы задержались три дня. После ночных полетов спали прямо в саду, в тени деревьев. В полдень, проснувшись от жары, я услышала какой-то странный шум. Это было ржание лошадей, громыханье повозок, топот и непрерывный гул.