Нас называли ночными ведьмами

А Озеркова была неумолима и не шла ни на какие уступки. В любое время - и днем и ночью, в мороз и в бурю - она поднимала [163] нас "по тревоге" и с часами в руках следила за точным выполнением своих приказаний.

Только позже, на фронте, мы изменили свое отношение к Озерковой. Мы поняли, что своей требовательностью и строгостью она закаляла нас, готовила к преодолению трудностей, с которыми мы встретились в боевой обстановке. Только на фронте мы поняли свою ошибку: Озеркова не сухой бездушный формалист, за которого мы ее принимали, а живой, прямой, отзывчивый человек. Мы полюбили Соню Озеркову, оценили ее как талантливого руководителя, старшего товарища и друга».

* * *

Из дневника штурмана Гали Докутович (летная школа, Энгельс):

«6.1.1942…Утром не пошли на зарядку, сидели дома, изучали карту. После завтрака пришли сдавать район старшему лейтенанту. Почти половину группы она отправила на аэродром. Первый раз в жизни поднялись в воздух Надя Комогорцева, Катя Рябова и другие. Катя отморозила щеку, но все вернулись радостные, возбужденные, рассказывали друг другу о своих первых ощущениях в воздухе.

8.1.1942…В воздух как штурман я поднялась впервые. Теперь я понимаю, как может захватить штурманское дело! Немного полетаешь и ходишь как зачарованная, скорей хочется опять в воздух… Группа сейчас на занятиях… В классе сидят девять человек. Остальные на аэродроме, летают. А небо такое зовущее, голубое, солнечное…

5.2.1942…Теперь летаем на восстановление ориентировки. Очень интересно… Чудные какие мы вчера в столовую пришли после ночных полетов! Лица красные, волосы лохматые, глаза воспаленные. Пришли в час ночи прямо в комбинезонах, унтах. Сидим, едим, а Женя Жигуленко клонит и клонит голову Вере Белик на плечо, глаза совсем закрываются. Мороз не особенно сильный - 24 градуса, у нас это считается тепло… [164]

31.1.1942…По сигналу тревоги мы оделись и вышли на аэродром. Погода была ужасная: ураганный ветер поднимал в воздух сугробы снега, залепляя глаза, нос; снег на лице таял, лицо становилось мокрым, от ветра сразу покрывалось коркой льда. Ресницы сразу превращались в ледяные сосульки, в пяти шагах уже ничего не было видно. И мы шли по аэродрому, навстречу ветру, спешили на поле держать самолеты. Шли по компасу через снежные сугробы, ураган буквально валил с ног. Но вышли точно на самолеты. Часов пять стояли у машин, оберегая их от урагана. Потом ветер немного утих… А сегодня опять ярко светит солнце… Вчера в ангаре дверь погнуло и сорвало…»

* * *

Как ослепительно блестит на солнце снег! Я иду по белому полю, под ногами легкий хруст, надо мной голубеет небо. Мороз приятно холодит лицо. Сегодня мы летаем по неизвестному маршруту. Вдали стоит тяжелый четырехмоторный бомбардировщик ТБ-3. Фигурки людей под его большими крыльями кажутся крошечными…

Вот и самолет. По высокой лесенке мы забираемся в кабину. Дружок остается внизу, преданными глазами смотрит в открытую дверцу, готовый по первому зову прыгнуть в нее.

В кабине почти все уже в сборе. Сидят, слушают Раскову. Марина Михайловна рассказывает, как, вынужденно прыгнув с парашютом, она встретилась в тайге с медведем.

- Я притворилась спящей. Он подошел, стал обнюхивать мое лицо и вдруг лизнул в нос. Язык шершавый, мне захотелось чихнуть.

В это время в кабину заглядывает летчик, вопросительно смотрит на Раскову.

- Запускайте моторы! - командует она, все еще улыбаясь.

- Есть запускать моторы!

- Ну, теперь за работу, - говорит она уже серьезно. - Сегодня летим по новому маршруту. Следите по своим картам, делайте расчеты. Я в любой момент могу спросить о местонахождении самолета.

Мы вынимаем из планшетов карты, готовим навигационные линейки, ветрочеты. Самолет, тяжело разбегаясь, взлетает. Под рифленым крылом медленно проплывают ангары, здания, Волга…

* * *

Контрольный полет прошел хорошо. Женя Руднева медленно пошла от самолета, увязая в снегу меховыми унтами. Комбинезон [165] был ей велик, сидел на ней мешковато. На комбинезоне болтались веревочки с привязанными к ним предметами штурманского снаряжения. Ветрочет, навигационную линейку, карандаш и резинку Женя специально привязывала, чтобы не растерять в полете и всегда иметь их под рукой.

Женя была не очень расторопна. Раньше она мало занималась спортом, и теперь, в армии, это мешало ей. В университете она изучала астрономию, увлекалась математикой, философией, литературой. Уже на третьем курсе она писала научные статьи по астрономии, и ей предсказывали будущее ученого. Но Женя ушла воевать…

На занятиях Женя всегда задавала вопросы. Человеку, не знавшему ее, могло показаться, что она не понимает самых простых вещей. На самом деле все было не так.

…Идут занятия по аэродинамике. В аудитории тишина. Преподаватель чертит на доске схемы, пишет формулы. Мы записываем. Все кажется простым и понятным. Но вот он кончил, отряхнул от мела руки и повернулся:

- Все ясно?

Кто- то поднял руку. Ну, конечно, это Женя. Раздается ее нежный голосок: [166]

- Разрешите? А почему вы написали эту формулу? Как она выводится?