Нас позвали высокие широты

В общем, есть над чем поломать голову, тем более что асимметрия, похоже, присутствует и в колебаниях выводных языков. Действительно, если фронт ледника Норденшельда медленно пятится за последние десятилетия, его сосед Негри совсем недавно проделал стремительный бросок вперед, увеличив свою площадь на сотни квадратных километров. Так это выглядит с первого взгляда, для более определенного ответа потребуются какие–то новые характеристики, которые предстоит найти. То немногое, что у нас перед глазами, представляет сложную, во многом противоречивую картину, познание которой на основе некой общей системы природных взаимосвязей только начинается. Возможно, нам понадобится не один полевой сезон… Вот такие мысли появляются после нескольких дней пребывания на ледниковом плато Ломоносова. Разнообразие льда, коренного рельефа, снегов и облачности рождает удивительную картину пейзажа, в одинаковой степени привлекательного и загадочного, который по–своему красив, разнообразен и прихотлив, особенно в солнечную погоду, когда от него трудно оторвать взгляд!

В ближайшие дни Арктика, однако, обрушила на нас множество испытаний, которые изменили все наши первоначальные планы. С небольшой «базы подскока» на скалах Эккокнаусен мы собирались сомкнуть наши маршрутные наблюдения (включая бурение), выполненные с аналогичными в нижней части ледника Норденшельда, еще в середине июня, с чем мы надеялись управиться в несколько дней. Когда 27 июня мы приступили к заброске необходимого груза, его на санях оказалось столько, что полозья буквально тонули в протаявшем снегу и пришлось нам всем уподобиться волжским бурлакам с известной картины Репина.

При этом попутный ветер усиливался с каждой минутой, а затем началась самая настоящая метель, при которой снег, буквально облепивший нашу одежду, таял, и стылая влага проникала к самому телу… Вскоре на нашей робе образовалась самая настоящая ледяная броня. Так рядовая грузовая операция стала превращаться в рискованное приключение… Когда мы дотащили свои сани до Эккокнаусена (одолев всею пять километров!), ветер усилился настолько, что было трудно устоять на ногах, а видимость упала чуть ли не до нуля, и если бы не оставшиеся следы (которые заносило с каждой минутой), перспектива возвращения в базовый лагерь, мягко говоря, могла стать проблемой. Тем не менее вернулись, долго обогреваясь у раскаленной печки, постепенно приходя в себя. Арктика отчетливо дала понять, что ее милости отнюдь не бесконечны…

В конце концов на исходе июня мы создали этот чертов склад с палаткой на этом чертовом нунатаке, преподнесшем уже в ближайшие дни серию неожиданных сюрпризов, из которых первым оказалась длительная непогода. Еще одним непредусмотренным обстоятельством стало похищение Леонида Сергеевича по всем правилам детективного жанра, хотя и с помощью вертолета Немецким коллегам, базировавшимся на Ню–Олесунне, срочно понадобилась консультация нашего научного руководителя (в чем консульство не могло им отказать), зато мы лишились на пике усилий и научного руководителя, и такой необходимой пары рук… Обещали вернуть 6 июля, это при нашей переменчивой погоде?..

Еще до похищения Троицкого мы успели сомкнуть снегомерный ход с нижним для измерений таяния, разбить створ вех для определения скоростей движения льда, что само по себе немало. Но как–то мы будем заканчивать без Троицкого? Эккокнаусен — довольно противное место, где ветер, похоже, не прекращается ни днем ни ночью, причем с Баренцева моря, как это я предполагал по предварительным проработкам Это же подтверждается направлением огромной снежной косы, по которой мы спускаемся от нашей палатки на ледник. Ветер так нас измучил за двое суток, что мы перенесли нашу палатку ниже по склону, устроив из камней ветрозащитную стенку, облегчившую наше существование среди развалов серого и красного гранита, в пятнах лишайников. Дьявольски неуютное местечко, зато теперь мы узнаем о начале ветра по его шуму, напоминающему приближение поезда, сменяющемся затем такими воплями и завываниями, словно палатку начинает трепать и терзать некий не описанный в науке зверь, причем с неописуемой яростью.