Как же... Разве так можно? Она... это же ребенок.
Ощущение будто завалили неподъемной грудой камней.
Вспоминаю Светку, открывшую мне дверь, ее наглую физиономию, мокрые волосы, разметавшиеся по плечам, короткое полотенце, едва прикрывающее зад и мстительный блеск в глазах.
Почему не настояла на том, чтобы она позвала Артема? Ведь не в его правилах прятаться за закрытыми дверями, посылая вперед женщину. Почему я тогда не почувствовала подвоха? Надо было ворваться в квартиру хотя бы для того, чтобы лично от него услышать грубое «убирайся».
Вместо этого просто пошла на поводу у нее, прекрасно зная, что она ненавидит меня за ту сцену в клубе, когда опустила ее ниже плинтуса. #285736703 / 10-авг-2018 И ведь, в отличие от Зорина, ее интерес к нему не стал для меня сюрпризом. Я это поняла ещё тогда, при первой встрече.
Где было мое упрямство? Моя хамскaя твердолобость? Почему отступила, сдалась именно тогда?
Устала, испугалась? Гормоны бесились, лишая остатков здравого смысла?
А письма эти проклятые? Ведь не верила, что это Артем! Сомневалась до последнего. До того самого момента, как тон писем внезапно пoменялся с агрессивного на спокойный.
Ошиблась я в Кругловой, когда сказала, что хреновый из нее психолог.
Отличный. Хорошо сыграла, жестко, безжалостно, правильно вычислив мои слабые места и давя именно на них. Она и Зорина знала весьма хорошо, раз сумела запудрить мне мозги, посылая письма от его имени. Выстроила между нами стену изо лжи, заставив потерять голову, потерять веру в него, в нас и убегать от призраков, забыв обo всем.
Как же она могла? Это ведь не просто рассорить пару, это попытка убить ребенка. Даже если меня ненавидела всей душой, малыш-то не виноват. И неужели ничего не дрогнуло? Это же и его ребенок. Разве так любят?
– Тин, - слышу напряженный голос Артема,и только тут понимаю, что он давно закончил говорить, а я все молчу как немая, погрязнув в своих мыслях.
Тяжело сглатываю, сажусь ровно и поднимаю на него измученный взгляд. Тону в его глазах, чувствуя, как сердце еле бьется, спотыкаясь и сбиваясь с ритма. Что же с нами стало? Как же так, Тём?
Почему оба отступили, когда надо было бороться до конца? Против всех, против целого мира, отстаивая наши отношения. От этого тоскливо, хоть волком вой.
Здесь нет правых и виноватых. Мы оба развалили все, что имели. Не сберегли, не удержали, поддавшись на чужие провокации, не найдя в себе сил протянуть друг другу руку помощи, чтобы не упасть в пропасть. Отвернулись друг от друга, поверив чужим.
– Кристин, - тихо произносит он, – я… ты, главное, поверь, пожалуйста… Я не пытаюсь оправдаться, выдумывая какую-то чушь. Знаю, что звучит по-идиотски. Все эти козни и интриги Мадридского двора. Но это правда.
Самое страшное в этой ситуации, что я ему верю. Безоговорочно, без сомнений. Не только головой, но и сердцем. И от этого становится еще горче, еще хуже. Не знаю, как быть дальше, как выбраться из этой западни. Как нам склеить, собрать заново все то, что разбилось? Не протянешь же ему мизинец со словами «мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Мы уже давно не дети. И страницу так просто не перевернешь, чтобы начать с чистого листа. Все, что произошло, навсегда останется с нами, между нами. Как нам простить друг друга, за все, что было и чего не было? За то, что не удержали, отвернулись друг от друга?
Вроде, получается, что никто ни в чем особо и не виноват, но на деле внутри у каждого темное болото недоверия, которое сами подпитывали на протяжении долгого времени.
Как через него перешагнуть? Я не знаю...
– Я верю тебе, Тем, – так же тихо, шёпотом.
Сидим и просто смотрим друг на друга. И в глазах нет радости ни у него, ни у меня. Впервые за долгое время между нами не стоит ни секретов, ни чужой лжи. Остались только мы с ним, один на один, с нашей разрушенной семейной жизнью, с непонятным будущим. С нашими ошибками, с нашими решениями и поступками. С полностью обнуленным счетом. Он не поверил мне, я не поверила ему. Мои друзья подставили меня, Темкина подруга подставила его. Он отвернулся от меня, я отвернулась от него. Я совершила ошибку с Градовым, он кoмпенсировал это нескончаемыми гулянками.
Квиты. По всем позициям. Ноль-ноль. Ничья.
Выжженное пепелище. И я не знаю, можно ли на нем вырастить что-то новое.
Мы разговариваем с ним скованно, сдержанно. Уҗе ничего не скрывая друг от друга. Обо всем, обнажая душу, вскрывая старые нагноившиеся раны. Говорим о том, что было, старательно обходя тему того, что будет дальше.
Οколо трех слышу, как в дверь кто-то легонько царапается. Поднимаюсь с дивана и иду в спальню.
На пороге, приоткрыв дверь, стоит Олеся. Все такая помятая,теплая, румяная после сна. Видит меня и улыбается:
– Ма-а-ама, – нежным детским голосом, выворачивая душу наизнанку.
– Привет, Зайка, – присаживаюсь рядом с ней на корточки, поправляю белые волосики, целую в носик, - выспалась?
Она что-то бубнит на своем малышовом языке,тянет ко мне ручки.