Нас с тобой трое

Что он знал о Лизе и её жизни? Она всегда появлялась как-то сама по себе, как будто возникала из космоса. Как будто у неё не было никаких родственников и друзей.

Бабушка-бродяга? Серьезно? И больше никого?

Сумасшедшая Лиззи, связавшаяся с престарелым женатиком?

Почему она не могла найти себе какую-нибудь посредственность, выйти за эту посредственность замуж и родить ребенка? Или отчего не стала типичным синим чулком, которых полным-полно среди преподавателей кафедры?

Но нет — её притянул к себе тот неуловимый свет, который исходил от его проклятого отца.

Свет блуждающих огоньков, заманивающих неосторожных путников в болото.

Лиза заявилась через несколько дней сама, не дождавшись воскресенья, о котором они договорились.

Позвонила в дверь в семь утра, и Тимур, который только допивал свой кофе и собирался выходить на работу, увидел на пороге взъерошенную, какую-то потрясенную даже женщину вопреки традиции изменившей ситцевому халату с махровым банным. Один глаз у неё был густо накрашен, второй — нет.

— Тимур, — сказала она, — мне тоже позвонили. Какая-то сумасшедшая, я не понимаю. Она спрашивала, как осмелилась я явиться в ваш дом… И не желаю ли я себя наказать за свои пороки…

— Как наказать? — спросил Тимур.

Эта мысль: наказать Лизу за связь с его отцом, тоже какое-то время волновала его.

— Я не знаю, — ответила она растерянно. — Какая разница?

— Действительно, — пробормотал Тимур. — Хотите кофе, Лиза?

Она поежилась.

— Нет, — сказала Лиза. — Мне надо собираться на работу. Я просто растерялась. Прости, что вломилась к тебе так рано…

— Ничего, — вежливо ответил Тимур. — Подождите секунду.

Он вымыл чашку из-под кофе и взял пиджак.

— Я подожду, пока вы соберетесь. Провожу вас до универа.

Вместе они поднялись в квартиру Лизы.

На кухонном столе была разбросана косметика, на плите подпрыгивал вовсю кипящий чайник.

— Вы напугались, что ли? — спросил Тимур, выключая чайник.

Его невозмутимая мать на такие звонки реагировала куда спокойнее, впрочем, ей и стыдиться было нечего.

Губы Лизы запрыгали, как по команде.

— Я сначала не поняла ничего! Может номером ошиблись, или ненормальная какая. Она сказала, что я всего лишь пиявка, а Руслан просто не знал, как от меня отделаться. Что я бесстыдная…

— Конечно, — сказал Тимур. — Бесстыдная пиявка, о чем тут плакать? Докрашивайте свой левый глаз быстрее, а то мы оба опоздаем на работу.

Лиза посмотрела на него с возмущением и злостью, а потом фыркнула и вернулась к макияжу.

— Чем вы завтракаете? — спросил Тимур.

— Чем придется, — сказала она, сосредоточившись на стрелке на веке. Её руки ощутимо дрожали, и стрелка красивой не получалась. Лиза шипела и приглушенно ругалась. Тимур нашёл в холодильнике яйца с молоком, начал взбивать омлет.

— Лиза, — спросил он, — какая у вас семья?

Она стерла кривую стрелку и приступила к новой.

— Блуждающая, — ответила Лиза с досадой. — Бабушка знатный пешеход!

— А родители, братья-сестры?

— Нет-нет, ничего такого. Мы давно только с бабушкой.

— Она знает про ваш роман?

— О, — Лиза улыбнулась. — Они с Русланом обожали друг друга. Ужасные сплетники! За карточной игрой могли перемыть кости всему универу. Её не очень волновали всякие условности.

— Такие, как моя мама и мы с Ингой?

— Она называла тебя кудрявым барашком. Серьёзно, как ты выпрямляешь волосы?

— Мы знакомы с твоей бабушкой?

— В одностороннем порядке. Она видела тебя на фотографиях. Ну помнишь, когда ты был маленьким, у Руслана была приятельница. Нина? Надя? Она много вас фотографировала. Потом куда-то уехала. То ли на Байкал, то ли на Амур. Руслан обожал её фотографии и всем раздавал. Говорил, что в её объективе создаётся новая реальность.

— Нинель, — медленно произнёс Тимур. — Отец называл её так. Странная, я боялся её. Она была ужасно едкой. Инга говорила: ядовитая Нинель. Я и забыл совсем.

— Про неё лет десять уже ничего не слышно. Она как-то резко пропала, а Руслан убрал все фотографии. У него даже в кабинете висели снимки Нинель, какие-то дети, пейзажи, рассветы. Вот интересно, фотки были черно-белыми всегда, а рассвет всё равно нельзя было спутать с закатом.

Тимур вспомнил вполне отчетливо: невысокая, плотная, короткие волосы. Ядовитая Нинель. Она заставляла его часами играть в мяч или листать книжку — до тех пор, пока у неё не получался нужный кадр. Отец посмеивался, но Инга — Инга люто её ненавидела.

— А что стало с вещами отца из его рабочего кабинета?

Лиза отвела взгляд от зеркала, в котором пыталась сравнить оба свои глаза. Тимур поставил перед ней тарелку с омлетом.

— Завкафедры этим занималась, — ответила Лиза. — Личные вещи, наверное, отдали твоей маме.

— У тебя остались фотографии, сделанные этой Нинель?

— Нет, — ответила Лиза. Она смотрела прямо на него снизу вверх, и ржавые крапинки на её радужке вызывали смущение. — При переезде я выбросила все его вещи.

Она еще не накрасила губы, и эта мысль, случайно появившись в голове Тимура, сразу вытеснила все остальные.

Привкус моцареллы на её языке, распахнутая пижама, полуобнаженная грудь, крупная вишенка-сосок, так легко скользнувшая в рот.

— Тимур!

Он вздрогнул и сфокусировался.