Нас с тобой трое

— Что?

— Очень вкусный омлет, спасибо.

— Пожалуйста, — резко ответил Тимур и отвернулся. — Сварить вам кофе?..

Инге он позвонил в обеденный перерыв.

— Нинель? — спросила она. — Это которая ядовитая? Мерзкая тетка, однажды я видела… Фу, зачем ты про неё вспомнил, Тимур?

— Фотографии, — коротко ответил он.

Инга тихо ахнула в трубку.

— Тиииим, — выдохнула она. — А ведь снимки и правда похожи.

— Угу.

— Надо найти её фотографии. У отца их полно было, он же бредил и Нинель этой, и её творчеством. А она бредила тобой, Тим. Называла своей музой.

Он поморщился, вспоминая эти унизительные щелчки фотоаппарата, вспышки, заставляющие моргать, софиты студии. Как он смог так легко забыть тот год?

— Я разбирал его кабинет, — ответил Тимур. — Не было никаких снимков.

— Странно, — сказала Инга. — Мы поищем с мамой.

Он кивнул, словно она могла его увидеть.

Ему было двенадцать или тринадцать лет тогда.

Застенчивый подросток, входящий в опасные воды пубертата.

Каштановые кудри, длинные ресницы, огромные глаза. Ядовитая Нинель называла его «наследным принцем» и пыталась то и дело облачить его в какие-то кружева, органзу, тюль или меха.

Ей нравилось фотографировать его в грязных подъездах и подворотнях. В разрушенных зданиях и на железнодорожных путях. Нежное дитя, трепетный принц в суровом облезлом мире.

— Куда она потом делась?

— Кажется, она выиграла какой-то грант и уехала, — задумчиво сказала Инга. — Куда-то на Дальний Восток.

— Они с отцом были любовниками?

— С ума сошел, — возмутилась она немедленно — всегда преданная дочь. — Это была платоническая дружба двух талантливых людей.

— Ну-ну, — сказал Тимур и повесил трубку.

12

— Черно-белые фотографии? — завкафедрой покачала головой и откусила еще кусочек тортика. — Нет, не припомню, чтобы они были в кабинете твоего отца.

— Но вы помните это его увлечение? Десять лет назад. Он развешивал рамки со снимками повсюду.

Завкафедрой нахмурилась.

— Тогда Руслан Ибрагимович часто появлялся с некой коротышкой, прическа бобриком.

— Нинель.

— Что-то такое, да.

В универе было тихо. Очники уже разбрелись, а пора заочников пока не наступила. На кафедре почти никого не осталось, и Тимура здесь встретили вполне душевно. Преподавательницы, многие из которых помнили его ребенком, принесенному тортику обрадовались и принялись хлопотать с чаем.

Лиза сидела за столом в своем углу и головы от бумаг не поднимала.

Но завкафедрой, устав от воспоминаний о Нинель, снова принялась ее шпынять.

— Скамьина, — сказала она, — а почему ты не ешь с нами торт?

— Потому что я на диете, — отозвалась Лиза, не поднимая головы.

— От одного кусочка тортика…

— Это кусочек очень дурацкого тортика, — заявила Лиза, вставая. — Самый дешевый, наверное. Руслан Ибрагимович, помнится, был щедрее.

От этих слов Тимур едва не поперхнулся.

С чего бы это Лизу понесло ставить ему отца в пример?

Кажется, он ничем её не обидел, или все-таки обидел?

— Что за капризы? — недовольно спросила завкафедрой. — Тимурчик принес нам отличный торт.

— Не буду вам мешать наслаждаться им, — сказала Лиза, набрасывая плащ, — а я пойду домой.

Тимур догнал её только в подземном переходе.

— И на что вы дуетесь? — спросил он.

— Иди и спроси об этом у завкафедры!

— Елизавета Алексеевна!

— Тимур Русланович?

Она остановилась, часто дыша. Сердитая, запыхавшаяся, капельки пота над верхней губой.

— Познакомьте меня со своей бабушкой, — сказал Тимур, улыбаясь.

Эта просьба сбила её с сердитого настроя.

— С моей бабушкой? — спросила она, закусив густо-коричневую, сильно накрашенную губу.

— Пожалуйста, — и он взял её за руку.

Хотел сделать дружелюбный жест, но Лиза моментально сжала его ладонь своей. Дружелюбие рассеялось в воздухе, оставив после себя лишь учащенный пульс. Лиза тоже улыбнулась.

— Бабушку это развлечет, — протянула она, — почему бы и нет?

— На что вы рассердились?

— Зачем ты пришел на кафедру?

— Принес дурацкий торт.

В подземном переходе ярко горели лампы, отражаясь в светлых плитках потолка и пола. Что-то бренчала на гитаре молодежь, собирающая мелочь. Людей было не слишком много, но Тимур и Лиза почему-то стояли прямо возле лестницы, всем мешая. Она на одну ступеньку выше, и Тимуру приходилось задирать голову, то и дело возвращаясь взглядом к подсыхающим капелькам над её слишком яркими губами.

Её ладонь была горячей и мягкой.

— Тимур, — сказала Лиза, — я тебя очень прошу. Я же могу узнать всё сама, тебе не нужно приезжать так часто в универ. Почему ты не можешь довериться мне хоть немного?

— Потому что я не хочу, чтобы вы думали о нем еще больше, — ответил он.

— Еще больше, чем сейчас или еще больше, чем о тебе?

— Перестаньте, — ответил Тимур, теряя всякую почву под ногами.

Эта женщина всегда будет их сравнивать или это он всегда будет соревноваться с отцом?

— Не сходи с ума, — сказала Лиза. Она вырвала свою руку, и, прежде чем он успел расстроиться из-за этой потери, обхватила горячими ладонями его запрокинутое к ней лицо. — Я точно понимаю, что вы разные люди, — торжественно произнесла Лиза.