Нас услышит море

Эдди отвернулся, со сцены объявили имена тех, кому посчастливилось оказаться в списке номинантов. Я тут же перестала улыбаться. Тоска сдавила мне грудь, зажала в тиски зарыдавшее сердце. О, Эдди… Сандра Портер назвала его имя! Первая награда за лучшую мужскую роль! Он сбросил оковы оцепенения, крепко поцеловал свою жену Лоретту и поднялся на сцену под эхо аплодисментов и громкие выкрики. И в этом торжественном гуле можно было укрыть даже вопли трагедии. В рокоте ликования растворялась пыль бессвязных слов, очертивших глубину недосказанности. Теперь Эдди не видел меня, и я могла дать волю счастью, пронизывающему вены. Я тихонько смеялась: волнение забавно играло его нервами, подрагивали руки, без надобности поправляющие пуговицы… Я заново влюблялась в каждое его неловкое движение, каждый сорванный звук счастливого голоса. И заново училась быть убедительной в бесконечном обмане.

А что бы ты спрятал под золотой маской, Эдди? Ведь все мы что-то прячем.

Особенно перед хищным лицом реальности, в которой всё реже приживается правда.

Потом мы пересеклись в декорациях другой церемонии, обеспечивающей пристальным вниманием прессы и гарантирующей взлёт популярности тем, кто не уйдёт с пустыми руками. По крайней мере, первые несколько дней после “Оскара” ещё тлело ощущение заинтересованности целого мира в этом звенящем событии. Но меня не волновали шторм обсуждений в сети и острота трескучего роя статей, полных предсказаний, глупостей и бредовых интерпретаций. Пытаясь отыскать силы отказать себе в маленьком безумии, я смотрела на Эдди и старалась сохранять согласие с рассудком. Должна ли я горячо вторить тысячам одинаковых поздравлений, заглушать наигранным восторгом боль памяти? Или лепить из клочков слов нечто доброе, нежное и тёплое, как самое первое робкое признание и лёгкий порыв души? Должна ли я выкрикивать сквозь шум жадной и больной любопытством толпы, что он заслужил и высокую оценку, и эту сверкающую статуэтку, начищенную до ослепительного блеска? Подумать только, урвать ещё и “Оскар”, ведь это невероятная удача и законный, безобидный повод перекинуться парой пустых фраз. Случился бы простой обмен даже не информацией, а интонациями, эхом непроизнесённого и непережитого. Должна ли я превращаться в безликий отзвук нескончаемого восхищения, рвать губы в безупречной улыбке, не выражающей ничего, кроме сдержанной радости и притворного спокойствия?

Нет, вовсе не должна! Я едва стояла на ногах, замотанная в лёгкое синее платье. Эта дорогущая тряпка противоречила моему вкусу, равно как и всё, что создавало сумасшедшую атмосферу на вечеринке после церемонии вручения "Оскара". Отголоски шуток витали зыбким облаком извращённого остроумия, казались сущей дикостью. Музыка терзала слух, а необходимость выглядеть счастливой и довольной изматывала до предела. Я уже не помнила, что в действительности значит быть собой, быть честной перед измученным сердцем: жизнь всё чаще представлялась мне чередой ролей, выбранных невольно, во имя нелепых целей, не приносящих ни капли удовольствия. Случайная встреча с Эдди одиннадцать лет назад перекроила все чёткие планы, увлекла к иным берегам. Я решила стать частью того опасного мира, где он только начинал осваиваться. Эдди искренне поддерживал мой выбор, принимал его за осознанное решение, навеянное зрелым разумом, а не страстью и неумолимым желанием разгадать душу Эдди. Было увлекательно, необычно, но очарование вскоре сменилось грустью и замешательством, и я не успела заметить, как застряла в тупике. И, похоже, так и не нашла то, к чему стремилась.