Нас услышит море

Ближе к маленькому убежищу Эдди – ближе к ненасытному пеклу ада, куда я стремилась с безумным, неудержимым рвением… Я не смогла уснуть ни на минуту, завидуя крепкому сну Уилла: его сердце билось спокойно и ровно. Целое сердце, не раненное хлыстом подозрений и ударами предательства. Под невыносимый, монотонный ритм стрелки часов на прикроватной тумбочке я будто распадалась на части. Теряла себя в темноте, пыталась собрать заново из дрожащего сумрака и пыли света. Рой неутихающих сомнений смешивался с доводами разума, робкие порывы разворошённых чувств таяли в пугающей тишине спальни. Казалось, бесконечная ночь медленно разъедала меня, вытягивала вену за веной, растаскивала на куски – иначе не передать словами ту муку бессонницы, выкручивающей нутро души. И даже не Эдди в этом виноват. Он поверил своему сердцу и бросился спасать то почти неуловимое, сгинувшее в обмане и урагане выдуманных обличий что-то важное, оставшееся между нами. Оставшееся от когда-то значимого и бесценного мы. Я не смела ни в чём его винить, зная, что он раздавит себя чувством вины и без моих бессмысленных подсказок. О, Эдди…

Ступень за ступенью. Шаг за шагом. Всё дальше от кричащего разума, всё дальше от обязательств, долга, обещаний. Всё глубже во мрак ушедших лет в поисках единственного тёплого света, что будто и не угас вовсе…

Я тихонько подошла к квартире Эдди, замерла на мгновение и затем почти лишилась чувств, ударив лбом холодную дверь, с трудом поднимая руку, чтобы надавить на звонок. Последний шанс сбежать, замуровать себя в клетке приличий и всего, что можно назвать разумным, правильным. Последний шанс отказаться от Эдди раз и навсегда.

Но я, зарыдав, вдавила ладонь в пластмассовую кнопку, с замиранием дыхания услышала треск звонка и торопливые шаги.

Открылась дверь – и я упала в объятия человека, которого невозможно разлюбить, невозможно ненавидеть, презирать, осыпать градом обвинений! Злиться, молчать о чём-то главном, зарываться в обиды – да. Но ненавидеть?

Прижимаясь в каком-то нелепом страхе к его груди, я задыхалась от слёз, цепенела от ужаса – я могла только любить Эдди, до дрожи, до беспамятства, до смерти любить!

– Тейлор, – шептал Эдди, захлопнул дверь и, обхватив руками мою спину, помог присесть на стул возле пустой вешалки. Я чувствовала немыслимое бессилие, глотая слёзы, смешанные с каплями дождя, стекавшими по разгорячённому лицу, – боже, ты же вся промокла! С твоей ненавистью к зонтам нужно срочно что-то делать! – Эдди осторожно стянул с меня куртку, повесил её на крючок и встал передо мной на колени, развязывал грязные шнурки моих старых ботинок. Я и собралась было возражать, сопротивляться, но лишь молча всхлипывала, глядя, как его пальцы ловко справляются с тугими узлами. Руки с изумительной аккуратностью, нежностью, снимают ботинки, а затем мягко касаются тёмной ткани мокрых джинсов, облепивших мои дрожащие от напряжения ноги. – Я хотел, чтобы ты пришла, а не бегала наперегонки с дождём.

– Я думала, дождь отрезвит голову, отговорит от глупой затеи.

– Но ты здесь, Тейлор, – Эдди ухватил мою руку за запястье, крепко прижал ладонь к горячим губам. Этот крепкий поцелуй сравним с нежностью согревающего весеннего солнца. – Я так долго ждал тебя.

– Сейчас же всего десять, – изобразив недоумение, подметила я.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – Эдди взглянул с тенью испуга, невыносимой мольбой, которую я не желала разгадывать, чтобы не подкреплять безумство, разрывающее сердце. – Мы ещё можем…

– Нет, Эдди, мы ничего не можем, – выдохнула я против воли, – я пришла не толкать тебя к измене Лоретте и не предавать чувства Уилла. – Мне до последнего хотелось притворяться, что сюда меня привёл очищенный от пепла соблазнов разум, что я с трудом вынудила себя переступить через приличия и ускользнуть из дома, пока Уилл праздновал День рождения школьного друга.

– Тогда признайся честно, зачем ты пришла? Я вдоволь налюбовался твоей старательной, убедительной ложью, что почти забыл, кто такая настоящая Тейлор Марсден, как она бесподобно умеет смеяться, внимательно слушать и говорить обо всём! – произнёс Эдди отрывисто, нервно, словно ища спасения в том, что я должна была ответить. Вне вспышек жадных камер он не старался выглядеть лучше, не прятал истину за искажённым отражением надломленной души. – Но бежать под проливным дождём могла только настоящая Тейлор, – он уткнулся лицом в мои ноги, прижимаясь в приступе какого-то разрушительного отчаяния, загоняющего в ловушку. – Моя Тейлор.

Внутри что-то больно отозвалось на его робкий шёпот, в груди неистово заколотилось отчаяние, и оковы обмана рассыпались. Я обессиленно склонилась к Эдди, глубоко вдохнула его лёгкий, приятный запах – невесомая свежесть цитруса, мягкость уютного тепла. Запах спокойствия, едва уловимый аромат прошлых лет.