Нас всех тошнит

Маурисио Кагель, в каком-то смысле перевернувший европейский музыкальный ландшафт, занимался ещё и политическим искусством. Хотя он не верил в преобразующую силу музыки, он настаивал на её критической функции – «критика через музыку». Как и многие его коллеги, негативно развивая традицию, Кагель говорил, что врагом для них является не старая музыка, а буржуазный концертный зал с его ритуалами и традициями. Одна из его самых знаменитых работ, по счастью записанная на видео и находящаяся в открытом доступе, – Staatstheater («Государственный театр») 1970 года. Эту часовую работу Кагель называл «балетом для нетанцоров», материалом для неё стали повседневная пластика и поведение человека в государстве и театре и их социальная критика. Собственно, в отличие от работ Апергиса или Штокхаузена, про Staatstheater совершенно точно можно сказать, что это спектакль. Во-первых, он происходит в оформленном специальным образом сценическом пространстве, которое ограничивается несколькими деревянными перегородками; во-вторых, здесь очевидна спектакулярность действия: перформеры появляются из-за условных кулис и обратно за них уходят, они подчёркнуто зрелищно себя ведут. Зрелищность здесь состоит в основном в меланхоличной иронии: перформеры появляются как сельские идиоты, фрики и чудики – обвешанные или держащие в руках музыкальные инструменты или другие предметы, призванные производить звуки. В спектакле, разумеется, нет внятного нарратива, зато есть главная цель – создать музыкальную структуру; именно по законам музыкальной композиции Кагель и делает эту работу. Выглядит это всё дико и современно даже по теперешним театральным меркам: например, человек с вертикально взятым тромбоном вставляет ногу в кулису инструмента и перемещается, выдвигая её ногой; другой человек появляется на сцене на стуле с обёрнутым вокруг шеи резиновым шлангом; он перемещается, перетаскивая под собой стул и дует в шланг, производя экзотический звук; ему навстречу выходит высокий сгорбленный человек с насосом, прикреплённым к ноге, – он медленно вставляет себе в рот шланг, протянутый к насосу, и постепенно «надувает» себя, вытягиваясь в полный рост. Таких сценок в часовой работе Кагеля больше сотни, почти эпического размаха представление.

Для немецкого композитора Дитера Шнебеля, родившегося в 1930 году, главной проблемой была визуализация музыки, транспонирование музыки на визуальный язык без вульгарной перегонки в картинки и образы. По большому счёту это исходило из представления Шнебеля о том, что музыка предназначена для чтения: в его книге 1969 года MO-NO использована нотация и музыкальные символы и инструкции – и это должно восприниматься как отдельное текстовое произведение искусства, без нужды воспроизводить записанные звуки. Шнебель многое почерпнул от Кагеля и даже написал книгу о его творчестве, поэтому некоторые их работы очень похожи, в том числе по модусу комического. В 1962 году Шнебель сочинил работу visible music 1, которая исполнялась дирижёром и музыкантом; в ней дирижёр должен был делать всё, что ему обычно положено, только доводить свои движения до карикатурной степени акцентирования. Идея Шнебеля была в том, что музыку можно увидеть через профессиональные движения людей, которые её производят. Ещё более радикальной работой стала nostalgia того же года, предназначенная только для дирижёра. В разных вариантах постановки он либо выходит на пустую сцену, либо на сцену, уставленную пюпитрами, разворачивается лицом к зрителю (нарушение музыкальных конвенций) и в гротескно-комической манере начинает делать «дирижёрские движения», то замирая в преувеличенном поклоне на полминуты, то яростно тряся руками. Теперь это произведение смотрится почти как сценка кривлянья из «Аншлага», но легко можно оценить радикальность идеи – превращение музыки в современный танец, производство музыки без, казалось бы, важнейших её элементов – музыкантов и, собственно, звука.