Как весь современный театр уже довольно давно осваивает нетеатральные пространства, так и работы музыкального театра и современной оперы случаются в пространствах неконвенциональных. Из недавних российских примеров стоит отметить два: оперу «МЕЛЬНИКОВ. Документальная опера» и сценическую кантату The Song of Songs. Оперу про легендарного архитектора Константина Мельникова режиссёр Анастасия Патлай и драматург Нана Гринштейн сделали по заказу Музея Мельниковых на основе личного архива архитектора. Музыку к опере написал композитор Кирилл Широков, исполняют её участники Театра Голоса «Ла Гол» под руководством Натальи Пшеничниковой, которая, например, исполняла партию в упомянутой выше опере Курляндского «Носферату». Музыки в опере в традиционном её понимании нет, исполнители производят звуки голосом или стуча ручками/карандашами по пюпитрам. Большую роль в спектакле играет работа с пространством – действие происходит во флигеле Музея архитектуры Щусева «Руина», в пространстве эстетизированной разрухи. Главный зал флигеля представляет собой двухъярусную аудиторию с открытым центром, как в торговых моллах. Зрителей рассаживают в две стороны напротив друг друга на втором ярусе, а внизу разыгрываются меланхоличные сцены – между балками и у окон ходят перформеры и зачитывают текст. Музыканты же стоят на одном уровне со зрителями сбоку. Спектакль специально так придуман, что увидеть происходящее внизу полностью почти невозможно, перед глазами зрителей отрывочно мелькают фигуры и силуэты, отпечатывающиеся эмоциональными образами. Потрясающая работа проделана с видео – оператор внизу гипертрофированно медленно ведёт камеру справа налево и обратно, в итоге получается отдельный фильм, который проецируется на два экрана, подвешенных к потолку прямо по центру зала. «МЕЛЬНИКОВ. Документальная опера» – это попытка вырваться из жанра биографической оперы и реализовать генеральные подходы Мельникова к архитектуре и мышлению в самой технологии спектакля.
Сценическую кантату The Song of Songs на музыку Алексея Сысоева в Новом пространстве Театра наций в Москве поставила художник Вера Мартынов. Работа имеет место в двух частях: получасовой перформанс катастрофы в фойе и на лестнице (исполнители с перевёрнутыми пюпитрами лежат по всему пространству первого этажа, в буфетной зоне морзянкой мигает светильник, всё сопровождает равномерный тревожный гул) и, собственно, исполнение кантаты в зале перед сидячей аудиторией на втором этаже. Главное, что про эту работу следует сказать – это абсолютно мощнейшее для российского театрального ландшафта высказывание о любви. Это звучит странно – потому что любовь и вообще сильное чувство и прямое переживание это то, от чего современное сложное искусство выхолощено в отказе от модернизма. И, видимо, в этом основная заслуга SOS – в актуализации и реабилитации сакрального и возвышенного, в демонстрации того, что современное искусство может работать с такими некогда дискредитированными в их буквальном изложении материями. Перформанс построен на тексте «Песни песней» из Ветхого Завета, а также письмах Плиния младшего и личных дневниковых записях Веры Мартынов и Полины Гришиной, которая участвует в проекте в качестве перформера. Это такие чистые, базовые тексты без свойств, они как бы обращены автором к самому себе, расположенному где-то далеко. Главная эмоция этих текстов – статичное фиксирование боли и широко раскрытые глаза от сложности (complexity) мира и тонкости жизни. В спектакле почти ничего не происходит, здесь работает чистая перформативность музыки: перед зрителями на возвышении сидят тесно друг к другу исполнители с пюпитрами и исполняют музыку – голосом и с использованием ручных предметов. За спинами зрителей сидит ударник с огромным барабаном и телеграфным ключом – главным инструментом кантаты. Двое солистов – парень и девушка – сидят без пюпитров и зачитывают текст с айфонов, на парня сверху всё время сыплется тонкой струйкой песок, ближе к концу на некоторое время переставая. В абсолютно камерном пространстве камерный музыкальный спектакль оставляет зрителя в ощущении традиционного катарсиса – так, что между очевидным концом работы и аплодисментами затягивается длинная пауза: хлопать после такого не хочется, хочется молчать.
Жорж Апергис очень занят