Как известно, лучшее — враг хорошего, в чем мы получили возможность убедиться еще раз: наши зимние материалы, снятые в Диксоне, оказались настолько хороши, что художественный совет студии посчитал, что их вполне хватит на фильм (тем более что пленки было истрачено предостаточно). Так что посылать нас на летние съемки, посчитало студийное начальство, вовсе незачем. Но на Диксоне нас ждали: гидрографы готовы были предоставить нам (совершенно бесплатно!) судно для съемок, и мы могли идти на нем до самых шхер Минина, а может, и до мыса Челюскин (кстати, по первоначальной заявке наш фильм так и назывался: «Мыс Челюскина»). Огромных трудов стоило нам с Борисом Борисовичем уговорить главного редактора отправить на досъемки хотя бы нас двоих. Он скрепя сердце дал разрешение, но Аэрофлот судил иначе. Ни на июль, ни на август месяц ни одного билета на Диксон категорически не было.
А вместо этой поездки нежданно-негаданно случилось у меня прекрасное поле на реку Боярку (это правый приток реки Хеты, которая, сливаясь с Котуем, образует великую сибирскую реку Хатангу) в составе советско-американской геологической экспедиции. Много чего было у нас там интересного, включая известие о путче ГКЧП в Москве (то-то перепугались тогда наши американцы!). Но это уже совсем другой рассказ.