— Выделите взвод, дайте людям побольше гранат. Генерал приказал к утру восстановить положение. Мы должны перекрыть лощину и уничтожить окруженных автоматчиков. Действовать начинаем ровно в полночь одновременно с другими подразделениями.
— Разрешите мне возглавить взвод, — попросил Труфанов, блеснув глазами.
Подумав, полковник молча кивнул головой.
Майор сразу преобразился. Спокойствие слетело с него, движения его стали суетливыми, в глазах засверкали, как вчера, бешеные огоньки.
Вскоре он со взводом исчез в темноте.
Несмотря на усталость, Таня не пошла в «лисью нору» отдыхать, а осталась в траншее наблюдать, как будут развиваться события в лощине. Сердце ее тревожно стучало, а почему — она не могла дать себе ответа. Она не хотела признаться себе, что тревожится за майора.
Спустя некоторое время к ней подошел Вася Рубашкин.
— Здравствуйте, товарищ старшина, — почтительно проговорил он.
— Ой, Вася, — обрадовалась Таня. — Как я рада, что ты цел и невредим.
— И я рад видеть вас, — признался Вася с легким вздохом.
Несмотря на темноту, Таня заметила, что обмундирование на ефрейторе все порвано, ворот гимнастерки висел, обнажая грудь, а лицо осунулось и было грязным. На вопрос Тани ефрейтор ответил, что участвовал в рукопашной схватке.
— Страшно было? — поинтересовалась Таня.
Он пожал плечами и с каким-то недоумением в голосе сказал:
— Не знаю. Когда дрался, будто не боялся, а сегодня, как вспомню, страх находит.
— Но сегодня же на нашем участке было тихо.
— Сегодня — да. — И Рубашкин смущенно добавил: — Я сегодня даже сочинил одно стихотворение.
— Прочти, Вася, — попросила Таня.
Он посмотрел на нее с недоумением. Почему это сегодня она захотела послушать стихи? Раньше недовольно морщилась и даже сердилась, когда он заговаривал о стихах.
— Хорошо, прочту, — сказал он и, облокотившись на винтовку, стал вполголоса декламировать:
Он не успел закончить, как раздался грохот доброго десятка орудий. Это наша артиллерия начала обстрел лощины. Таня сжала руку Рубашкина.
— Началось, — сдавленным голосом произнесла она.
Артиллерийский и минометный обстрел длился всего несколько минут. У артиллеристов боеприпасы были на исходе, а подвоз их в эти ночи почти прекратился в связи с тем, что немецкие подводные лодки и катера блокировали берега Малой земли.
Как только прекратился обстрел, со всех сторон в лощине послышался треск автоматов, хлопки рвущихся гранат.
Не выпуская руку Рубашкина, Таня смотрела туда, где шел невидимый ночной бой, от исхода которого зависело будущее Малой земли.
Они оба молчали, лишь изредка Рубашкин тихо замечал:
— Наши жмут… По звукам чувствую…
Вверху послышался гул ночного бомбардировщика, и вскоре над Малой землей повисли на парашютах несколько ракет, освещая все кругом. А через несколько секунд с самолета посыпались мелкие бомбы. Летчики их бросали не в цель, а на «счастливого», как шутили десантники.
Бой в лощине продолжался. Гитлеровцы открыли артиллерийский огонь. Снаряды рвались на переднем крае обороны батальона Березского. Таня сделала из этого вывод, что наши восстановили положение и опять занимают прежние позиции.
Час спустя на НП прибежал связной от Труфанова, который подтвердил предположение Тани. А еще час спустя на НП появился сам командир батальона, усталый, но радостно возбужденный.
Стараясь не попадаться ему на глаза, Таня пошла по траншее в свою «лисью нору».
На другой день гитлеровцы возобновили атаки на батальон Березского. Лощина опять подверглась сильной бомбежке с воздуха, артиллерийскому обстрелу. Опять начались атаки. Но в этот день не было у гитлеровцев такого натиска, как вчера. Это чувствовалось по всему. В атаку солдаты шли лениво, часто залегали, бестолково стреляли в разные стороны. До рукопашных схваток дело не доходило.
Во второй половине дня Таня, не спавшая почти всю ночь, задремала в своей ячейке. Проснулась она от близкого разрыва мины и в недоумении приподнялась, не понимая еще, где находится. И в этот момент раздался второй взрыв. Сильный удар в левое плечо сбил девушку с ног. Поднявшись, Таня ощутила острую боль в плече, рука бессильно повисла, как неживая, пальцы перестали сжиматься.
«Ой, руку отбило», — испугалась Таня и заплакала не столько от боли, сколько от страха остаться без руки.
Рукав бушлата быстро пропитался кровью. Снять ватный бушлат одной рукой Таня не смогла. Каждое движение причиняло боль. Несколько минут она сидела на дне ячейки и беззвучно плакала, не зная, что делать. Оставлять рану неперевязанной до вечера нельзя, но и ползти сейчас на НП на виду у противника рискованно.