Нас ждет Севастополь

Игнатюк взял направление, прочел, даже посмотрел на свет.

— Мы вышли из подчинения флоту, — произнес он. — Подчинены штабу армии и Северо-Кавказскому фронту. В связи с этим непонятно, почему вам дали направление из штаба флота, а не фронта.

— Об этом спросите полковника Громова. Назначение сделано по его просьбе.

— Разве что так, — согласился Игнатюк, пряча направление в портфель, лежащий на чемодане. — Приедет полковник, я доложу, а вы явитесь к нему на прием. А пока его нет, посидите у меня, ешьте виноград, пейте вино. Потом пойдем ужинать.

Кстати, давайте перейдем на «ты». Должности у нас равные, оба начальники отделов, капитаны по званию. Не возражаете?

— Что ж, — ответил Глушецкий, — можно и на «ты».

Игнатюк открыл портфель, достал оттуда флягу и банку консервов.

— Надо отметить твое назначение, — щуря глаза, но не улыбаясь, сказал он и стал отвинчивать пробку. — Выпьем водочки. От этого свежего вина одни неприятности желудку. Закусим консервами сорта «второй фронт».

Водки во фляге было немного. Игнатюк вылил ее в одну кружку, а уж из нее разлил поровну. Выпил, закрыл глаза и несколько раз причмокнул. Лишь после этого взял в рот кусочек консервированной колбасы и медленно стал жевать.

Игнатюк быстро захмелел. Моргая глазами, словно в них попала пыль, капитан положил свою руку на колено Глушецкого и с обидой в голосе заговорил:

— Почему, скажи, полковник презирает меня? Я ведь честно выполняю свой долг. Обязан я быть бдительным? Обязан. Я обязан каждого человека прощупать. Не в моем обычае доверять. Доверчивый человек может плохо кончить. Ты разведчик, значит, знаешь, как коварен и хитер враг. А полковник… — Игнатюк сморщил нос и ехидно улыбнулся. — Впрочем, теперь он будет ко мне по-другому относиться. Видел бы ты, какая у него была физиономия в ту минуту, когда я привел к нему связанного подполковника и сказал, что поймал гитлеровского шпиона.

— Ты поймал шпиона? — изумился Глушецкий.

На лице Игнатюка появилось самодовольное выражение.

— Да еще какого! Из штаба армии мне благодарность прислали и предложили полковнику представить меня к ордену. Так-то вот!

— Это интересно. Расскажи, как ты его поймал.

— Неделю тому назад дело было. Приехал к нам подполковник из штаба фронта. Представился начальнику штаба и требует сведения. Начальник штаба доложил ему о наличии солдат и офицеров в бригаде, об артиллерии, о плане наступления. Подполковник хотел побеседовать с командиром бригады, по тот сказал, что освободится через час. Он в это время угощал Семененко.

— Семененко? Почему Семененко?

— Почему да почему? — поморщился Игнатюк. — Да потому, что Семененко герой. Двое суток мы топтались у ворот Голубой линии, сотни людей потеряли там, а взять тот проклятый курган в плавнях не могли. А Семененко один пошел, уничтожил оба дзота, а бригада рванула вперед. На радостях Громов пригласил в гости Семененко. А в такую минуту наш полковник кого хочешь выгонит или заставит ждать.

«Молодец Павло», — восхитился Глушецкий, и ему самому захотелось быстрее увидеть главстаршину и обнять.

— Начальник штаба куда-то торопился, оставил подполковника на мое попечение до тех пор, пока не освободится командир бригады. На дворе уже ночь. По такому случаю решаю угостить представителя фронта. Налил ему стакан водки и себе, конечно. Откупорил консервы. А он отхлебнул глоток и давай сразу закусывать. Я ему говорю, что надо выпить сразу, такой у нас обычай. Он посмотрел на меня удивленно. В стакане-то всего двести граммов, любой офицер или солдат залпом выпьет и не поморщится. А этот удивляется. Подумаешь, цаца какая. Ну, не хочешь, не надо, не неволю. Может, непьющий, есть такие, может, язва желудка у него. Вынул я кисет с махоркой и угощаю: дескать, вы там, в штабе фронта, папиросы смолите, от махорки отвыкли, а все же давайте вспомним солдатскую жизнь. Он не отказался, оторвал от газеты кусок и стал крутить, и ни черта у него не получается. Я давно скрутил и уже закурил, а у него то табак сыплется, то газета рвется. Вот тут-то я насторожился. У нас любой генерал цигарку свернет. Смотрю на руки подполковника, а они белые, выхоленные, ногти аккуратно подстрижены и далее пилкой подпилены, под ногтями траурной каемки нет. Давно я не видел таких рук у наших офицеров, на среднем пальце правой руки натертая полоска от кольца. Сколько служу в армии, а никогда не видел у офицеров колец на пальцах. Сомнение меня еще больше взяло. Встал, сказал ему, что распоряжусь, чтобы яичницу с колбасой поджарили, а сам вышел и дежурному говорю: «Стой у дверей с пистолетом наготове и одного матроса с автоматом поставь. Как услышишь «руки вверх», так вбегайте и вяжите подполковника». Сам положил пистолет в карман и вернулся к подполковнику. А у него во pтy уже папироса, цигарку так и не свернул.

— А из тебя разведчик получится, — заметил Глушецкий.