Опять кругом загрохотало. На этот раз стреляла немецкая артиллерия. Взрывы вздымали камни и землю в Станичке, в районе радиостанции, у насыпи железной дороги, где находился штаб Куникова. Таня увидела в Станичке серо-зеленые фигуры. Они перебегали от дома к дому. На дороге и за ней также показались гитлеровцы. Враги лезли со всех сторон, и их казалось так много, что Таня тоскливо подумала: «Ой, сколько… Скорее бы темнело». Она взглянула на небо, пытаясь определить время. Но свинцовые тучи закрывали солнце, и трудно было понять, полдень сейчас или уже вечереет. Часы спрятаны в кармане гимнастерки, доставать их недосуг, успевай только стрелять.
Танк взорвался неожиданно, когда на него уже перестали обращать внимание, и взрыв был так силен, что Таня в испуге отшатнулась и ее очередной выстрел не достиг цели. Дым рассеялся, и она увидела, что башня танка отлетела метров на двадцать. Труп офицера, висевший на люке, куда-то исчез.
— Все, — насмешливо протянул Беленко. — Царство ему небесное, отгулял свое по советской земле.
И вдруг, словно из-под земли, перед ямой выросли три гитлеровца. Появление их было столь внезапным, что Таня растерялась и забыла, что в ее руках винтовка. Несколько мгновений гитлеровцы удивленно смотрели на нее, и этих мгновений было достаточно для того, чтобы Беленко из-за спины Тани сделал прыжок вверх. Стрелять он не мог из-за близкого расстояния. На голову переднего гитлеровца обрушился удар прикладом. Гитлеровец упал, а автомат переломился. В руке Беленко блеснул кинжал. Второй гитлеровец дико вскрикнул, хватаясь за грудь, и стал оседать на землю. Третий, офицер, отскочил. Беленко бросился к нему, но тот успел дважды выстрелить из пистолета, и поднятая рука с кинжалом бессильно опустилась вниз. Опомнившаяся Таня выстрелила одновременно с офицером, и тот, схватившись рукой за голову, опрокинулся на спину.
Беленко повернулся и, бледнея, шагнул к Тане. Второго шага он не сделал, а тяжело рухнул около ямы. Таня подтянулась к нему, повернула его на спину. Беленко открыл глаза и попробовал улыбнуться, но вместо улыбки получилась гримаса.
— Искалечили, гады, — прошептал он. — Немного не рассчитал.
— Куда ранили?
— В грудь, кажись…
Таня расстегнула бушлат, разорвала тельняшку и начала перевязывать залитую кровью широкую грудь матроса, приговаривая:
— Потерпи, потерпи, Миша. Скоро стемнеет, и я отнесу тебя в санчасть…
Он молчал, устремив округлившиеся глаза в пасмурное небо. В груди его что-то заклокотало, и изо рта тоненькой струйкой полилась кровь.
— Все, не довелось дойти, — выдохнул Беленко и неожиданно для Тани заплакал.
Его слезы так поразили Таню, что она сама чуть не заплакала. Она обняла его голову и зашептала:
— Не плачь, Миша, родненький. Не надо…
И поцеловала его в холодную щеку. Он с благодарностью посмотрел на нее и закрыл глаза. Тело его вздрогнуло, словно по нему прошла судорога, и вытянулось.
Несколько минут девушка сидела недвижимой около трупа. Она понимала, что матрос умер, но ей не хотелось верить этому.
— Миша, открой глаза, ну, — повторяла Таня, тряся его за плечо.
Ее глаза наполнились слезами.
На дороге показались немцы. Таня быстро вытерла глаза рукавом, прыгнула в яму и стала стрелять.
С каждым выстрелом к ней возвращалось хладнокровие.
В сумерки она вынула из кармана убитого матроса окровавленный комсомольский билет, матросскую книжку, тонкую связку писем и спрятала в свою полевую сумку. Труп матроса уложила в яму, заботливо прикрыла плащ-палаткой.
Когда совсем стемнело, Таня вернулась в штаб.
Хмурясь, Куников выслушал ее рассказ. У него было усталое лицо, глаза ввалились и сухо блестели.
— Еще одного моряка не стало… Эх, сколько мы потеряли за день!.. А какие ребята были! — с горечью проговорил он, просматривая документы матроса. — Славно погиб моряк…
Он закурил и потер кулаком лоб.
— Через час-полтора вот эти хлопцы, — указал он кивком головы на группу матросов, — пойдут в Станичку, и вы с ними. Ночью будете отдыхать, а утром командир группы укажет вам место для засады. Пока есть время, поужинайте. А документы Беленко отдайте замполиту…
Таня села на камень в углу землянки и развязала вещевой мешок. Только сейчас она почувствовала, как проголодалась.
Связной из группы Ботылева докладывал:
— Старший лейтенант решил захватить здание трехэтажной школы. Просит вашего разрешения. Мы находимся через улицу от нее.
— Школу? — оживился Куников. — Это было бы здорово. Из нее вся Станичка видна, как на ладони. Лакомый кусочек! — Куников задумался, сдвинул брови.
— Командир группы просил также дать подкрепление и боеприпасов, — сказал связной.
— Увы, дорогой, — вздохнул Куников, — ни людей, ни боеприпасов у меня в запасе нет. Начальник штаба, у тебя блокнот в руке. Пиши: «Школу брать не надо, занимайте только оборону. Наша задача — продержаться до вечера. Сейчас жмут на наш левый фланг. Боезапаса нет. Экономьте, захватывайте боезапас противника». Теперь дай подпишу.
Подписав листок, он сложил его вчетверо и подал связному:
— Понял? Ну и добро. Бегом к Ботылеву!