Таня прицелилась в подкравшегося к углу дома фашиста и выстрелила. Тот рухнул, остальные шарахнулись за деревья. В доме тоже кто-то выстрелил, и из дверей выскочили Глушецкий, Груздев и Пухов. Они побежали к камням, заросшим кустарником. Немцы открыли огонь. Бежавший последним Пухов упал, раскинув руки. Глушецкий и Груздев успели забежать за камни и залечь. Немцы бросились было им вдогонку, но Таня подстрелила еще двоих. Фашисты опять скрылись за деревья.
– Черт, далековато, из автомата не достанешь, – услышала она Гучкова.
Пухов так и не поднялся. Немцы не показывались из-за деревьев, и Таня перестала стрелять. Не стрелял и противник. В наступившей тишине был слышен треск цикад. Таня увидела, как из-за камня выполз Груздев и, энергично работая локтями, пополз к Пухову. Немцы почему-то не стреляли по нему. Груздев повернул товарища лицом вверх, вытащил из-под него автомат, потом взял из карманов документы. Таня поняла, что Пухов мертв.
Через некоторое время прибежали Глушецкий и Груздев.
– Надо уходить, – сказал Глушецкий. – Немцев здесь с десяток, не более, но есть отряд полицаев, одетых в немецкую форму. Это они напали на нас. Хотя полицаи и трусливее немцев, но опаснее. Они знают местность.
Глушецкий повел отряд к морю. Гучков спросил:
– Почему мы идем не в горы?
– Полицаев надо обмануть. Они будут думать, что мы пойдем в горы, а мы обойдем Байдары и спустимся к морю правее мыса Сарыч. Там такие же скалы, как у Херсонеса. Переждем до вечера, а там видно будет.
На том месте, где ранее находились в засаде Таня, Гучков и Кондратюк, раздались выстрелы. Потом выстрелы послышались севернее. Глушецкий с усмешкой сказал:
– Пошли за нами в горы.
– Хорошо, что у них овчарок нет, – заметил Гучков.
К полудню подошли к берегу. Груздев нашел спуск, и вскоре вся группа сидела под высокой скалой в небольшой пещере.
Положив оружие на камень, Глушецкий с трудом снял гимнастерку и сказал Тане:
– А теперь перевяжи меня. Левую руку не чувствую.
Лицо его было бледно, голова кружилась, и он в изнеможении опустился на камень.
– Что же вы раньше не сказали? – в испуге воскликнула Таня, увидев, что у него весь левый рукав тельняшки пропитан кровью.
– Раньше не до этого было, – тяжело дыша, произнес Глушецкий.
Таня помогла ему стянуть тельняшку. Пуля попала в предплечье. Таня промыла рану морской водой и забинтовала.
– Перевяжите заодно и голову, – попросил Глушецкий.
Закончив перевязку, Таня постирала в морской воде тельняшку лейтенанта и расстелила ее на камнях.
Груздев и Кондратюк натаскали в пещеру сухих водорослей, и лейтенант лег па них. После этого Груздев вынул из-за пазухи две больших лепешки, из карманов достал завернутый в тряпку кусок брынзы, пачку листового табака. Гучков смотрел на него удивленными глазами.
– О, – только и мог произнести он.
– У татарина разжились, – объяснил Груздев и разделил лепешки и брынзу на три части. – Мы наелись у татарина, а это вам прихватили. Ешьте.
Через несколько минут лепешки и брынза были съедены.
– А теперь покурим, – весело потирая руки, сказал Гучков. – У кого есть газета?
Ни у кого не оказалось. Гучков задумался:
– Вот еще проблема. Что же делать? – Какое-то мгновение он размышлял, потом тряхнул головой: – Эх, была не была, – и достал из нагрудного кармана вырезку из газеты. – Раскурим.
– А что это такое? – покосился Кондратюк.
Гучков дал ему вырезку. Кондратюк вслух прочитал о том, как боец Гучков уничтожил в рукопашной схватке восемь гитлеровцев и подбил танк.
– Жалко. Как-никак, а память, – заметил Груздев.
– Авось да еще напишут, – небрежно сказал Гучков, наделяя желавших закурить клочками бумаги.
Закурив, он зажмурил глаза от удовольствия.
– Дюбек, чудо-табачок, – проговорил он с блаженным выражением на лице. Повернувшись к Груздеву, спросил: – Как могли полицаи догадаться, что вы в доме?
– Этот татарин – продажная шкура, – со злостью ответил Груздев. – Лейтенант пристрелил его, собаку. Когда мы вошли, он сначала перепугался, а потом стал нас угощать. А его сынишка шмыгнул в окно и побежал доносить. Но мы этого не заметили, а догадались, когда увидели в окно полицаев и мальчонку хозяйского с ними. Мы – к дверям, а хозяин на нас пистолет наставил.
– Так ему и надо! – воскликнул Кондратюк.
Груздев улыбнулся:
– А я со стола успел кое-что прихватить. Даже вот что второпях сунул в карман.
Он показал рогульку с леской.
– Ого! – воскликнул Кондратюк. – Что же ты молчал? Давай сюда, будем ловить рыбу.
Он разыскал в камнях несколько крабов, достал из лапок мясо, насадил на крючки и забросил в море.
– Такую уху сварим, – облизнув губы, сказал он, – язык проглотишь.
– В чем варить-то будешь? – охладил его пыл Груздев.
– В котелке.
– А в котелок что нальешь?
– Вот не сообразил. – Кондратюк растерянно развел руками.
– Рыбу можно в костре испечь, – усмехнулся Гучков. – Ты поймай сначала.
– За этим дело не станет, – заговорил Кондратюк. – Готовьте костер.
Груздев стал собирать сухие палки и ветки, которых на берегу валялось немало.
Тельняшка быстро высохла на горячих камнях, и Таня понесла ее лейтенанту. Тот лежал с закрытыми глазами.