Читаем Нас ждет Севастополь полностью

– Я всю ночь до рассвета не сплю, работа такая.

– Ну, значит, на рассвете, прежде чем лечь, сделайте на ноги компресс из водки. Порошки выпишу, получите в нашей аптеке.

– Так и буду делать, – заверил Рыбин и вынул из кармана плитку шоколада: – А это вам в знак благодарности.

Кузьмичев посмотрел на шоколад, сердито прикрикнул:

– Я же не девушка. Спрячьте ваш шоколад немедленно!

– Я думал… извините, – краснея, пробормотал Рыбин.

Лицо Кузьмичева расплылось в улыбке. Взяв старшего лейтенанта под руку, он доверительно сообщил:

– Подарите шоколад какой-нибудь девушке, их в госпитале много.

Взяв в аптеке порошки, Рыбин спустился к морю и не торопясь снова пошел берегом. Еще издали он увидел сидящую па камне светловолосую женщину в гимнастерке, с узкими погонами сержанта медицинской службы. На коленях лежал синий берет. Женщина сидела прямо, устремив взгляд на море. Подойдя ближе, Рыбин увидел на ее лице слезы.

– Что с вами? – спросил он. – Кто-то обидел?

Она подняла на него глаза и смущенно улыбнулась:

– Извините, вспомнилось…

Ее глаза, необыкновенно синие и глубокие, были окаймлены длинными темными ресницами.

«Ого, какие девушки в госпитале! А я и не знал», – подумал он, сожалея, что не наведывался раньше сюда. Впрочем, сожалеть нечего, эти месяцы было не до девушек.

– Может, я могу вам быть чем-то полезен? – спросил Рыбин, не в силах отвести взгляда от ее глаз.

– Едва ли, – грустно отозвалась она.

– А если я посижу с вами?

– Садитесь.

Она немного подвинулась, и он сел рядом.

– Вы давно на нашей Малой? – спросил он.

– Всего неделю.

– Тоскливо тут показалось, загоревали сразу…

– Не поэтому.

Она достала из кармана носовой платок и вытерла слезы.

– Значит, начальство обидело?

– Нет.

– А в чем же дело?

– Не все ли равно.

– Верно, – согласился он и вынул плитку шоколада. – Разрешите вам подарить. Я был в госпитале на приеме у врача. Врач оказался мужчиной. Он от такого подарка отказался, даже выругал меня. Шоколад посоветовал подарить кому-либо из госпитальных сестер. Возьмите.

Она кинула на него косой взгляд:

– Наверное, вы попали к Кузьмичеву?

Рыбин положил плитку шоколада ей на колени.

– На память от незнакомого офицера.

– Спасибо.

– А теперь давайте познакомимся, – он протянул руку: – Я Михаил Рыбин.

Она подала свою и сказала:

– Галя Глушецкая.

– Знакомая фамилия, – задумался он, сдвигая брови. – Вспомнил – в нашей бригаде командир роты разведчиков был Глушецкий. Звали его, кажется, Николай. Погиб геройски. О нем в газете писали.

– Это мой муж, – вздохнула Галя.

– Вот как?! – воскликнул Рыбин. – Я же хорошо его знал. Мы вместе были в резерве. Он говорил о вас. Мы были тогда недалеко от Сочи, в чудном местечке. Помню, советовал я ему не соглашаться идти в разведку, а проситься в гидрографическое управление. Научный же работник. В резерве пробыл бы месяц, а то и два. А на это время я предлагал ему выписать вас. Побыли бы вместе. Не послушал…

Галя молчала, наклонив голову.

– А вы как оказались здесь? – спросил Рыбин после недолгого молчания.

Галя рассказала, как получила известие о смерти мужа, как умер ребенок, решила пойти на фронт.

– Хотела в ту же бригаду, где служил Коля. Но не попала. Сначала попала в геленджикский госпиталь. Там попросилась на Малую землю. Но когда прибыла сюда, оказалось, что бригаду отправили на формирование. Так и осталась в береговом госпитале.

– Да, бригады тут нет, – подтвердил Рыбин. – И в Геленджике ее нет. Говорят, где-то под Крымской. Я в ней служил. Но меня после апрельских боев перевели в другую бригаду.

Встав, он протянул Гале руку и с сожалением произнес:

– Как жаль, что не могу дольше побыть с вами. Надо идти к начальству с докладом. Но я очень рад, что познакомился с женой погибшего товарища. И еще более рад буду, если смогу как-то утешить вас, развеять ваше одиночество. Знаете что – давайте завтра в это же время встретимся тут.

Много месяцев он не слышал женского голоса и сейчас словно пьянел, держа в своей руке мягкую руку женщины, ощущая теплоту ее ладони, нежность пальцев. Он не выпустил ее руку до тех пор, пока Галя не пообещала завтра прийти сюда.

Словно оправдываясь, она сказала:

– После дежурства я не знаю, куда девать свободное время. Почти всех раненых эвакуировали в Геленджик, поэтому у врачей и сестер свободного времени сейчас много. Все, правда, находят себе дело, а я еще не нашла.

– Не вжились во фронтовой быт, – улыбнулся Рыбин. – Так со многими бывает. До завтра.

Оставшись одна, Галя некоторое время смотрела, как шагал по берегу старший лейтенант. Он развеял ее невеселые думы. И она была благодарна ему за это.

На другой день Рыбин шел в госпиталь в самом веселом расположении духа. Всю ночь он принимал и отправлял грузы, как всегда – под обстрелом. К утру устал до невозможности, а когда добрался до землянки – не мог уснуть. Перед ним стояла Галя – светловолосая, с грустными синими глазами.

Еще издали Рыбин увидел Галю на том же камне. Скрывая улыбку и не ускоряя шага, подошел к ней и сказал:

– Очень рад вас видеть. Спасибо, что пришли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза