Катер рванулся вправо, и Новосельцев перенес все внимание на второй самолет, также начавший пикировать. Левее катера раздались один за другим два взрыва. Со второго самолета полетели бомбы. Они упали позади катера и почему-то не разорвались.
Морской охотник увертывался, выделывая, казалось бы, невозможные повороты. Он не убегал от врагов, а ловко обманывал их. Комендоры не прекращали стрельбу.
В эти быстротечные минуты все – от командира, стоящего на мостике, до механика, находившегося под палубой, – делали одно общее дело. Комендоры, пулеметчики, сигнальщик, рулевой, мотористы, радист – все люди и механизмы словно слились в единый мощный сгусток энергии.
Самолеты сделали по четыре захода. Бомбы падали то справа, то слева, то впереди, то позади.
Сражение закончилось так же неожиданно, как и началось. Израсходовав бомбы, самолеты повернули на север.
– Итак, багаж не был доставлен до станции назначения, – весело выдохнул Дюжев, вытирая со лба пот.
– Лейтенант, поднимитесь ко мне, – сказал в переговорную трубку Новосельцев.
Помощник вышел из рубки и, пошатываясь, подошел к командиру. Он был бледен, а губы его дрожали. Новосельцев пытливо посмотрел на него и отвернулся, боясь рассмеяться, – очень уж жалким казался он.
Букреев овладел собой, увидев чистое небо. Он даже улыбнулся и бодро сказал:
– Концерт окончен.
Но улыбка у него получилась похожей на гримасу, а слово «окончен» он словно проглотил и подавился. «Нет, это не моряк душой», – решил Новосельцев, вспоминая своего прежнего помощника, сохранявшего хладнокровие при любых обстоятельствах.
– Запишите в вахтенном журнале о бое с самолетами.
На палубу поднялся Ивлев. По его худому, остроскулому лицу катился пот.
– Моторы в полном порядке, – доложил он командиру, жадно вдыхая воздух.
Во время схватки ему и мотористам пришлось несладко в наглухо задраенном моторном отсеке, насыщенном горячим воздухом.
Боцман доложил об отсутствии повреждений в корпусе корабля.
Когда комендоры и пулеметчики собрали стреляные гильзы, протерли пушки и пулеметы, Новосельцев распорядился:
– А теперь, боцман, подраить надо. Чтобы палуба блестела.
Матросы и старшины понятливо переглянулись, а кое-кто незаметно улыбнулся. Командир оказался верным себе.
Собравшиеся на корме покурить обсуждали прошедший бой. Ивлев с колючей насмешкой в глазах говорил комендорам:
– Умения не хватило, видать, поставить на мертвый якорь хоть один самолет. Разучились, братцы…
Разгоряченный прошедшим боем Пушкарев, размахивая руками, кивнул в сторону Дюжева:
– Чисто цирковой акробат… В секунду по два раза руль перекладывал. Прицелься-ка в таких условиях… Это же пушка…
– Рулевой что надо. Если бы не он, то еще неизвестно, как бы дело обернулось…
– Это – факт, – согласился Пушкарев. – Рулевой классный.
– Мне кажется, что расчет вашей пушки не совсем слаженно работает.
– Сквозь палубу заметил? – неожиданно разозлился Пушкарев. – Задержки в стрельбе не было.
– А говорят, что было…
– Не было, говорю! Заряжающего, правда, немного укачало.
– И к бою изготовились позже расчета кормового орудия.
Пушкарев сердито бросил окурок в море и, не отвечая, пошел к своей пушке.
Ивлев посмотрел ему вслед и покачал головой.
Ветер, как хороший погонщик, разогнал тучи и затих, словно увидел, что ему больше нечего делать в чистом голубом небе. Установилась солнечная погода. Море опять приобрело синевато-зеленую окраску, а в Геленджикской бухте оно казалось голубым.
Катер вошел в бухту, и Новосельцев увидел стоящие у причала знакомые катера. Один охотник на малых оборотах ходил у входа в бухту. На рейде стоял большой транспортный корабль.
Через несколько минут катер ошвартовался. Заметив около здания штаба Корягина, Новосельцев спрыгнул на пирс и пошел к нему с рапортом.
Спокойно выслушав рапорт, Корягин спросил:
– Повреждений, значит, нет?
– Ни единого. Полный порядок.
– Команда сильно утомлена?
– Немного есть, в норме…
– Гм… Отдыхайте. Можешь отлучиться с корабля на квартиру. Через шесть часов зайдешь в штаб. Получишь задание.
Новосельцеву удалось поспать часа три. Проснувшись, он умылся по пояс холодной водой, побрился, подшил подворотничок к кителю и пошел в штаб.
Там он увидел заместителя по политчасти старшего лейтенанта Бородихина, широколицего здоровяка с веселыми светло-карими глазами и буйной растительностью на голове. Вихры его невозможно было зачесать, поэтому он отрастил длинные волосы, но и они не лежали, а топорщились вверх, отчего голова казалась непомерно большой. От избытка энергии руки у него всегда были в движении, а сам он почти никогда не сидел. Когда Бородихин подходил, то Новосельцеву всегда казалось, что он скажет: «А ну, давай поборемся».
Корягин сидел за столом, а Бородихин ходил из угла в угол, размахивая руками, и о чем-то говорил. Увидев вошедшего Новосельцева, замполит замолчал, а Корягин коротко бросил:
– Садись.
Встав против лейтенанта, Бородихин несколько мгновений рассматривал его, а затем сказал с иронией:
– Что скажете в свое оправдание?
– Мне еще не известно, в чем меня обвиняют, товарищ лейтенант, – довольно холодно произнес Новосельцев.