Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Надо сказать, порт Либавы всегда славился своими зенитными орудиями, поэтому долго задерживаться над ним было смертельно опасно. Только почувствовал, что ушла вниз мина, тут же кладешь самолет на крыло и буквально падаешь вниз со скоростью чуть менее сорока метров в секунду. Главное – успеть вовремя выхватить самолет почти над самой водой и уйти, чуть ли не цепляясь винтами за волны. Этот маневр порой выполнялся настолько энергично, что стойка антенны довольно часто отгибалась в сторону, а то и просто отламывалась. Конечно, темное время суток заставляло нас действовать значительно осторожнее, но бывало, особенно в безоблачные ночи, разрывы зенитных снарядов зажимали наши «Бостоны» настолько плотным кольцом, что приходилось идти на крайний риск, чтобы вырваться из него. Конечно, такое могли выполнить только самые опытные пилоты…

В ту ночь на небе не было практически ни одного облачка, а те немногие, что встречались на моем пути, совершенно не мешали разглядеть конфигурацию береговой линии и «по-зрячему» выйти к порту. Правда, вражеские зенитчики своевременно отреагировали на мое появление, с первого же залпа охватив мою машину огненными вспышками. Не знаю, каким чудом, но мне все-таки удалось, сбросив свои «пятисотки» там, где требовалось, вырваться из этого слепящего хоровода практически невредимым.

«Пора домой, – подумал я, вытирая пот со лба. – Пока новую мину подвесят, немного передохну. И опять на Либаву…» Но что это?! Температура масла в обоих моторах практически на пределе… Правда, ломать голову над поиском причины этого явления не пришлось. Дело в том, что в условиях январских морозов масло довольно часто переохлаждалось и вследствие этого загустевало. Начались жалобы, и полковые инженеры решили частично прикрыть проходную площадь радиаторов, чтобы уменьшить расход проходящего через них воздуха, тем самым увеличив температуру масла. Технически эта задумка была реализована следующим образом: половину входного сечения воздухозаборников просто заделали деревянными заслонками. Но, видимо, слишком уж перестарались с моей машиной, или еще какая иная причина имелась – неважно. Главное – результат, то есть повышенная температура масла.

Лететь в таких условиях – вещь довольно неприятная. Вроде все нормально, но… Червячок сомнения не дает покоя. Чувствуешь себя как на боевом курсе еще перед первым залпом – в любой момент может произойти неладное, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы предотвратить беду…

Хорошо, до Паланги, где базировалась наша 3-я эскадрилья, летавшая на «илах», оставалось совсем недалеко. Конечно, будь я помоложе хотя бы на год, пошел бы в Паневежис. Но приобретенный мной опыт научил меня не рисковать без нужды, да и, честно признаюсь, очень не хотелось второй раз лететь на Либаву, поэтому мы, запросив разрешение на посадку, приземлились в Паланге. Между прочим, никогда ранее ни один «Бостон» не садился ночью на этом небольшом аэродроме, длины полосы которого едва хватало для этого типа боевых машин.

Предоставив свой самолет заботам техников, я отошел в сторону, чтобы покурить. Стою себе, вдыхая табачный дым, вдруг чувствую, как кто-то легонько хлопает меня по плечу. Разворачиваюсь и вижу перед собой Цветкова, командира 3-й эскадрильи.

– Здорово, Миша! Какими судьбами?

– Привет, – отвечаю я, крепко пожимая протянутую руку, – да вот, масло перегревается. Решил заслонки снять.

– Слушай, – говорит Цветков, – я сейчас на Либаву лечу. Вернусь примерно через час. Подожди, если есть такая возможность. У меня настойка хорошая имеется. Посидим, выпьем немного…

– Хорошо, – согласился я, – время есть…

Прошло около сорока минут, и издалека послышался гул моторов низко летящего «Ильюши». Цветков вернулся даже раньше, чем обещал. Я немного отошел в направлении стоянки и стал наблюдать за его посадкой. Вскоре показался черный силуэт самолета, идущего со снижением в направлении начала полосы…

Наметанным взглядом бывшего инструктора слежу за его траекторией, и с каждым мгновением она нравится мне все меньше и меньше. Слишком уж быстро приближается к матушке-земле «Ильюша». «Рано убрал газ! – моментально понимаю я. – Если вовремя не исправить эту ошибку…» А самолет тем временем продолжает снижаться. Еще немного – и ткнется он в землю, не дойдя до полосы.

До боли сжалось сердце, нервы напряглись до предела. «Газ от себя! Уходи на второй круг!» – так и хочется крикнуть изо всех сил. Но увы, Цветков никак не может услышать меня, и все, что мне остается, – это наблюдать за развязкой этой драмы, уповая лишь на чудо… И оно не свершилось. Самолет, окончательно потеряв скорость, ударился о землю и, подскочив вверх метров на тридцать, рухнул носом вниз…

Первыми, как всегда в подобных случаях, к месту катастрофы подъехали медики. Я же, запыхавшись от быстрого бега, оказался там лишь в тот момент, когда из-под обломков полностью рассыпавшегося носового отсека извлекали окровавленного штурмана…