Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Сам же населенный пункт, давший название нашему аэродрому, представлял собой несколько компактно расположенных хуторов, в которых жили немецкие крестьяне. Красивые каменные домики с шиферными крышами, аккуратно выстроившиеся по обеим сторонам заасфальтированной улицы… Одни побольше и побогаче, сразу видно, что зажиточной семье принадлежали, другие – поменьше и поскромнее, знать, народу попроще… Но выглядят все просто идеально, словно игрушечные. К каждому из них ведет выложенная камнем дорожка, окна приветливо сверкают вымытыми до блеска стеклами… Красота, да и только!

А зайдешь в любой дворик – все чисто, опрятно. Даже после самого продолжительного дождя здесь можно пройтись от домика к сараю, совершенно не замаравшись. Дело в том, что внутри двора также были проложены дорожки, соединяющие жилые постройки с хозяйственными помещениями. Нам же, выходцам из русских деревень, привыкшим весной и осенью топать по колено в грязи, признаюсь честно, такие организация и упорядоченность быта внушали восторг и уважение.

Не меньше удивления вызывал тот факт, что все домики, по крайней мере те, в которых мне довелось побывать лично, были электрифицированы. Небольшой одно– или двухцилиндровый движочек стоял, между прочим, в отдельном помещении, простой совсем, бескарбюраторный, и генератор соответствующий, дававший свет и в комнатах, и во дворах. Даже воду из колодцев электрические насосы качали. В иных дворах имелись и трубопроводы, подававшие ее даже в помещения для скота…

Но самих обитателей Грабштейна нам увидеть не довелось. Все они без исключения, бросив нажитое годами добро, убежали вместе с отступавшими немецкими войсками. Даже скотину оставили. Коровы, овцы, свиньи – всей этой «бесхозной» живностью тут же занялись наши снабженцы. Большую часть отправили в тыл, как объяснили нам, на разведение, а остальной скот перешел в ведение нашего полкового повара, который не замедлил воспользоваться столь крупным везением для того, чтобы максимально улучшить наше меню.

Расквартировались же мы со всеми возможными удобствами. Каждая эскадрилья выбрала себе по хутору и принялась заселять брошенные хозяевами дома. Максимально комфортно разместился, как водится, летный состав. Летчики, штурманы и стрелки-радисты моей 2-й эскадрильи заняли огромный двухэтажный дом общей площадью около двухсот квадратных метров. Наиболее расторопным достались хозяйские койки, припасенные для членов многочисленного семейства, остальным же пришлось довольствоваться сделанными на скорую руку деревянными конструкциями, покрытыми соломой и брезентом. Я же, пользуясь правами командира, вдвоем с Гурьяновым, моим заместителем, расположился в уютной комнате на втором этаже, прихватив себе удобные кровати с пружинными матрацами.

Техники разместились с гораздо меньшим комфортом. Слишком уж много их было – около ста двадцати человек на эскадрилью, ведь за одним только самолетом закреплено трое человек – техник и двое мотористов. А есть еще специалисты по приборам, вооружению, обслуживающие всю эскадрилью. Жилых домов им, увы, не хватило, вот и пришлось селиться в больших сараях и других хозяйственных постройках, благо стараниями предусмотрительных немцев все они имели системы отопления.

С точки зрения расположения жилья относительно аэродрома трудно было бы найти какой-либо более удачный вариант, ведь их разделяли всего-навсего пятьсот метров, и главное – почти все это расстояние можно было пройти по асфальтированной дороге. Конечно, находясь в Грабштейне, мы пользовались услугами нашего автобуса лишь после возвращения из тяжелых вылетов, полностью выжимавших из нас все силы.

Отсутствие местных жителей хоть и придавало самой местности несколько унылый и заброшенный вид, заметно облегчало работу особиста, в ведении которого находилось обеспечение безопасности личного состава полка. Но предаваться беспечности было никак нельзя – по некоторым данным, в районе аэродрома наблюдались отдельные группировки немцев, пытавшиеся пробраться к своим. Так что пришлось нам с первого же дня организовать круглосуточную охрану занятых нами помещений. Каждый вечер на дежурство заступала пара стрелков и стрелков-радистов, вооруженная автоматами. Мы же, ложась спать, клали рядом с собой заряженные пистолеты.

Однажды ночью меня разбудила автоматная очередь. Моментально вскакиваю с кровати, натягиваю штаны и, схватив оружие, сбегаю по лестнице на первый этаж. Остальные летчики и штурманы, как и я, поднятые с кроватей, быстро занимают оборонительные позиции возле окон. Каждый знает свое место, и поэтому все это происходит без излишних суеты и шума.

– Ваня, – спрашиваю Двойнишникова, дежурившего в ту ночь, – что случилось? Немцы?

– Там, за деревьями, мелькнула тень, – отвечает он, – вот я и дал по ней очередь для острастки…

Излишняя осторожность все-таки лучше излишней беспечности, поэтому в ту ночь никто так и не сомкнул глаз, ожидая нападения врага, но он так и не появился. Был ли это немецкий разведчик или бродячее животное, так и осталось неизвестным.