Читаем Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца полностью

Нельзя впадать и в другую крайность, бездумно и слепо преклоняясь перед кем бы то ни было, пусть даже самым авторитетным и уважаемым. В далеком детстве над моим столом висел портрет Чкалова, наверное, самого прославленного из плеяды героев-авиаторов того времени. Он был для меня не мифическим божеством, а достойным подражания примером. Его успехи и достижения пробуждали во мне желание стать таким же, как он, а может быть, даже и лучше. Это отношение я перенес и во взрослую жизнь, когда, выслушав советы и пояснения бывалых летчиков, всегда критически осмыслял полученную информацию, лишь после этого принимая окончательное решение…

Всецело поглощенные любимым делом, мы, авиаторы, не задумываемся о возрасте. Полеты, освоение новых типов самолетов, проверки техники пилотирования, непредсказуемые кадровые перемещения… Кажется, этому не будет конца. Но безжалостное время методично и неотвратимо подтачивает столь необходимое пилоту здоровье. До определенного момента это происходит практически незаметно. Вернуться в реальность заставляют лишь известия о признании очередной медкомиссией непригодности к летной работе не только старых боевых соратников, но и некоторых более молодых товарищей, которым сам когда-то давал путевку в небо.

«Я в прекрасной форме, – говоришь себе, – все так же чувствую машину, нервы в порядке. Совсем недавно из такой ситуации выкрутился… Через пару дней опять полет. И ничего, порядок…»

Поэтому роковой для каждого летчика приговор, навсегда разлучающий его с небом, становится полной и от этого еще более обескураживающей неожиданностью. Я не был исключением из этого печального правила. Кропотливая подготовка самолета, выруливание на старт, разбег, отрыв от земли, пьянящая радость полета, приятная усталость после удачной посадки, скрупулезный разбор вылета, дружеское подшучивание коллег-пилотов по дороге на КПП… Очень тяжело было свыкнуться с тем, что всего этого уже НИКОГДА не будет в моей жизни. Некоторое время решение медкомиссии казалось кошмарным сном, и, просыпаясь по выработанной годами привычке в шесть утра, я начинал планировать предстоящий рабочий день… а мгновение спустя, охваченный отчаянием, яростно комкал одеяло…


Безвозвратно утратив возможность наблюдать стремительно проплывающую под крылом безбрежную морскую гладь, я со всей ясностью осознал, как много значило это для меня. До сих пор сердце сжимается, когда слышу родной гул летящего высоко в небе самолета. А первые два года было совсем туго…

Вновь, как и в любой аварийной ситуации, решающим фактором становится все та же психологическая устойчивость. Достаточно много бывших летчиков, не выдержав потерю смысла своего существования, спивались, ведь для относительно здорового энергичного человека избыток свободного времени может оказаться фатальным.

Меня же вывела из штопора старая деревенская привычка никогда не сидеть без дела, заставившая в поисках места приложения нерастраченных сил позвонить директору Кульбакинского авиазавода. Он с радостью согласился принять меня на работу. Это здорово смягчило удар, я вновь ощутил себя востребованным и, главное, вернулся в авиацию, хотя и в несколько ином качестве. У меня вновь появилась возможность посидеть в кабине боевого самолета, подержать в руках его штурвал, пробежаться глазами по рядам тумблеров и стрелкам приборов, оказать посильную помощь заводским специалистам. Шесть лет работы в техническом отделе и следующие за ними два года руководства заводскими испытательными полетами промелькнули как одно мгновение…

Герои Советского Союза, принимавшие участие в Параде. Второй справа в третьем ряду – Михаил Шишков


В авиации, как и в жизни, каждый идет своей дорогой. Но есть нечто, объединяющее всех, связавших свою судьбу с безбрежным небесным океаном, в одно крылатое братство. Это – непреодолимая жажда полета, рожденная в сердце безусого парнишки, впервые оторвавшегося от матушки-земли, ставшая его путеводной звездой на долгом и тернистом пути к статусу многоопытного пилота, не раз побывавшего на грани жизни и смерти. Она не покинет его даже после окончания летной карьеры и умрет только вместе с ним. Единожды плененный ею никогда не сможет, да и не захочет освободиться от ее власти.



Семейные фотографии


Природа ее возникновения необъяснима, поэтому даже самый подкованный в философии и психологии авиатор, скорее всего, не сможет дать исчерпывающий ответ на кажущийся на первый взгляд простым вопрос: «Что же заставляет вас стремиться в небо?» Может быть, безграничная страсть к самоутверждению, желание бросить вызов безжалостной стихии и самому человеческому естеству или какая-нибудь другая причина… Ясно одно: отними у летчика жажду полета, и ты уничтожишь его самого как класс…

Перейти на страницу:

Все книги серии Герои Великой Отечественной. Фронтовые мемуары Победителей

Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Уникальные мемуары летчика-торпедоносца, совершившего 187 боевых вылетов и 31 торпедную атаку (больше, чем кто-либо в морской авиации) под ураганным огнем лучшей в мире немецкой ПВО. Исповедь Героя Советского Союза, потопившего на Балтике 12 вражеских кораблей. Вся правда о самой опасной летной профессии – недаром фронтовики прозвали торпедоносцев и топ-мачтовиков «смертниками»: средний срок жизни экипажей балтийской минно-торпедной авиации составлял всего 15 боевых вылетов.«Многие эпизоды моего боевого прошлого при воспоминании о них острой болью отдавались в сердце, вызывая лишь одно желание – напрочь забыть обо всем. Но война никак не хотела отпускать меня. Вспышки зенитных снарядов вокруг моего самолета, лица погибших товарищей помимо воли вновь и вновь возникали перед глазами. Порой становилось совершенно непонятно, каким же чудом мне удалось уцелеть в этой кровавой мясорубке… И, в очередной раз возвращаясь к пережитым событиям, я понял, что должен рассказать о них. Это – мое последнее боевое задание…»

Михаил Фёдорович Шишков , Михаил Шишков

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»

Автор этой книги – один из тех трех процентов фронтовиков, кто, приняв боевое крещение летом 1941 года, дожил до Победы. Прорывался из «котлов», защищал Лужский рубеж и Дорогу Жизни, участвовал в кровавых штурмах Синявинских высот (где от всей его батареи осталось только пять бойцов), с боями прошел от Тамани до Праги. Воевал и в саперах, и в пехоте, и наводчиком в артиллерии, и командиром самоходки Су-76 в единственной на всю Красную Армию казачьей пластунской дивизии.«Да, были у наших самоходок слабые стороны. Это не такое мощное, как хотелось бы, противопульное бронирование, пожароопасность бензинового двигателя и открытая боевая рубка. Она не защищала от стрелкового огня сверху, от закидывания гранат. Всё это приходилось учитывать в бою. Из-за брезентовой крыши словохоты присваивали нашим Су-76 грубоватые прозвища: "голозадый Фердинанд" или "сучка". Хотя с другой стороны, та же открытая рубка была удобна в работе, снимала проблему загазованности боевого отделения при стрельбе, можно было легко покинуть подбитую установку. Поэтому многие самоходчики были влюблены в СУ-76, мы её ласково называли "сухариком"».Эта книга – настоящая «окопная правда» фронтовика, имевшего всего три шанса из ста остаться в живых, но выигравшего в «русскую рулетку» у смерти, израненного в боях, но не сгоревшего заживо.

Александр Дронов , Валерий Дронов

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное

Похожие книги