Насекомые и цветы

Но что за черное пятнышко на вершине щели? Это оказывается очень упругое кольцо, разрезанное в одном месте. Лапка насекомого ущемляется в этом кольце и крепко им удерживается. Кольцо это, как капкан из упругой стали. К капкану прикреплены и вытаскиваются вместе с ним наружу две оранжевые пластинки, упругие и гладкие. Это так называемые полинии — тельца, содержащие пыльцу.

Как все ловко устроено! Цветок ловит насекомых, нанизывает на них полинии, а дальше любители нектара, привлекаемые сильным запахом, рано или поздно снова прилетят на цветки такого же растения. Как ботиночками, надетыми на лапки, насекомое прикасается полиниями к цветку и, по существу, ходит на них. Узкий и гладкий, полиний попадает в продольную щель, ту самую, в которой защемляется лапка насекомого и застревает там. Небольшое усилие — и ножка полиния, прикрепленная к капканчику, отрывается в месте перегиба, а полиний остается в пестике. Во многих щелях уже находятся застрявшие полинии.

До чего же замечательно устроен цветок! Только зачем так сложно, когда у других растений все гораздо проще? Но на этот вопрос ответить трудно. Тут необходимо специальное исследование растения, и не только его настоящего, но и его прошлого.

Теперь нужно разузнать, что это за растение. Оно, оказывается, из семейства асклепиадовых, рода асклепиас. В нашем городе его кое-кто разводит в садах, но про интересную его особенность мало кто знает.

Среди насекомых, собранных на этом растении, оказалась одна очень редкая муха львинка-эвлалия. Ни в поле, ни в городе она мне не встречалась. В надежде ее раздобыть пришлось наведаться к юному охотнику. Вдвоем мы идем к клумбе и долго высматриваем эвлалию. Проходит час-другой. На асклепиасе поймано много разных насекомых, а эвлалии нет. Наконец, и она появляется, сверкая изумрудно-зеленым брюшком с черными полосками, и через секунду уже жалобно звенит крыльями, пытаясь вырвать застрявшую ногу.

— Ага! — радуемся мы. — Наконец, и ты поймалась. Не лезь на рожон!

«Не в свои сани не садись»

Маленький тугайчик на берегу Балхаша был чудесен. Здесь оказалось большое разнообразие растений. Вокруг темной тенистой рощицы из туранги, лоха и тамарисков росли чий, терескен, прутняк, эфедра, разные полыни, кендырь, ломонос и множество других растений, характерных для приречных зарослей пустыни. С севера к этому зеленому оазису подходила желтая каменистая пустыня с редкими кустиками-карликами солянки-боялыша. С юга ее окаймлял бирюзово-синий Балхаш. Среди тугайчика высился очень высокий, густой и многоствольный тополь, покрытый обильной и пышной листвой. Он гордо красовался, выделяясь темным пятном, и был хорошо заметен среди сверкающей синевы неба и озера и светлой выгоревшей на солнце пустыни. Мы заметили его за десяток километров.

Кое-где среди зелени тугайчика виднелись пятна цветущего вьюнка, и на нем вертелось оживленное скопление разнообразных насекомых. Тут были и большие ярко-желтые осы-сфексы, и похожие на них окраской и размерами осы-эвмены, множество различных одиночных ос: осы-бембексы, охотники на слепней; осы-сколии, иссиня-черные с желтыми перевязями на брюшке. Лакомились нектаром и наши неприятели — зеленые падальные мухи, за отсутствием исконной пищи на цветках питались и божьи коровки.

Я охочусь с фотоаппаратом за насекомыми, но удача не сопутствует этому занятию: мешает легкий ветерок, а также основательно припекающее солнце, от щедрого тепла которого вся шестиногая братия необыкновенно оживлена и не желает спокойно позировать перед объективом.

Но вот на одном цветке застыла, будто уснув, большая прелестная муха-сирфида. Опасаясь ее спугнуть, я медленно приближаюсь к ней, одновременно наблюдая за ее изображением в видоискателе. Муха смирна, неподвижна, как-то странно откинула одно крыло в сторону. Ее поза необычна. Да жива ли она? Конечно, нет! Уж не умертвил ли ее цветочный паук? Но паука нет, и он тут ни при чем. Тогда я вынимаю лупу, усаживаюсь на землю, принимаюсь выяснять, в чем дело.

Оказывается, бедняжке не посчастливилось. Она ущемила в цветке свой массивный хоботок и, не сумев освободиться из неожиданной ловушки, погибла.

Маленький бледно-лиловый цветок, не в пример коварным цветкам кендыря и асклепиаса, не имеет ловчих приспособлений, его массивный пестик в виде шишечки на тонкой ножке окружен как бы двухрядным венчиком. Сирфида защемила свой хоботок, упершись его концом под шишечку пестика, а серединой в прорезь внутреннего венчика. Какая неловкая! Поднялась бы на крыльях кверху, и тогда хоботок легко высвободился бы из западни!

Муха попала в плен давно, тело ее слегка присохло, а брюшко стало почти плоским. Внимательно присмотревшись, я нахожу еще несколько таких же неудачниц.

Сколько разных насекомых лакомится нектаром цветков вьюнка и ни с кем не случилось подобного несчастья. Ну что ж: «Не в свои сани не садись!» Природа всегда немилостива к неудачникам и всегда занята их отбором, оставляя здравствовать самых ловких, умелых и сильных.

Двуточечные гладыши