Наш Артем

14 октября были назначены похороны жертв баррикадных боев. Около трех часов дня процессия двинулась из анатомического театра медицинского факультета Харьковского университета. За гробами двигалось не менее пятидесяти тысяч человек. Впереди боевая дружина. За ней оркестр, игравший «Вы жертвою пали в борьбе роковой…». За оркестром — венки из живых цветов с красными и черными лентами. На лентах надписи: «Харьковский комитет социал-демократической рабочей партии — слава погибшим борцам за свободу», «От товарищей, бывших на баррикадах», «От курсов для рабочих — павшим за народное дело».

Порядок был образцовый, полиция и войска отсутствовали и до самого конца похорон в этом районе не показывались.

Харьков, Харьков! А его в эти дни там не было…

Между тем Артему не понадобилось ехать в Москву. События нарастали так быстро, так грозно, что скоро стало ясно — в России со дня на день разразится вооруженное восстание, оно и освободит узников Таганской тюрьмы. Необходимость в «Анонимном обществе» отпадала, ему уже не требовались «землекопы».

И действительно, начавшаяся Всероссийская политическая стачка заставила царизм издать 17 октября манифест. Ликующие толпы народа явочным путем освобождали политических из тюрем. Были освобождены и цекисты.

Артем, равно как и все большевики, не верил в царские «свободы». Он понимал, что манифест — обман, уловка, к которой прибегнул царизм, чтобы получить передышку, собраться с силами и расправиться с революционным народом. И подготовка к вооруженному восстанию продолжалась.

Душно и в то же время сыро в этой клетушке, забитой до отказа спящими людьми. Артема устроили на ночь в спальном бараке Балтийского завода. Так безопаснее. Затерялся среди сотен обитателей бараков, и никакой шпик не отличит его от остальных рабочих. Думал, как ляжет на нары, так и уснет, ведь за день набегался, намаялся вдосталь. Не тут-то было. Уж на что он привык спать где придется, без одеял и подушек, в подвалах больниц и под открытым небом, но как люди могут изо дня в день, из года в год ютиться здесь, среди клопов, тараканов, в неимоверной грязи, дышать зловониями? И не случайно барак всю ночь храпит и стонет, всхлипывает, вскрикивает, а порой бормочет, смеется, плачет, и все это не просыпаясь, в тяжелом сонном забытьи.

Уснешь тут! И тревожные мысли… От них не спрячешься ни под каким одеялом.

Кровавые события в Харькове… А как там товарищи, как там Дима Бассалыго — студент-технолог? Сблизились они только в начале этого, 1905-го. Дима, как говорится, рвется в бой, горяч, да вот опыта партийной работы у него за плечами нет. Как бы не наделал глупостей.

И вот еще что тревожит — почему вчера в Петербургском комитете заговорили с ним о Харькове? Артем пытался припомнить, кто именно начал этот разговор. Похоже, он был не случайный. Недаром Красин предупреждал — в столичном комитете засилие меньшевиков, они главная опасность для тех, кто взял курс на вооруженное восстание. А он, Артем, большевик. Уж не хотят ли меньшевистские лидеры избавиться от него, сплавить в Харьков? Знают они, что он душою болеет за дела, которые разворачиваются в этом городе. Похоже, похоже!

Но, с другой стороны, действительно его место сейчас не в столице, а в Харькове. Кстати, там в комитете РСДРП тоже окопалось немало меньшевичков. А харьковские рабочие настроены по-боевому.

В эту ночь Артем так и не сомкнул глаз. Но ночные размышления привели его к твердому решению — он немедля выезжает в Харьков. Только завернет в Ростов за взрывчаткой, в Киев же съездит кто-либо из товарищей.

СНОВА В ХАРЬКОВЕ

Артем вернулся в Харьков уже после баррикадных боев и окончания всеобщей политической забастовки. О возвращении Артема тотчас же стало известно полиции. В донесении харьковской охранки своему начальству в Петербург указывалось:

«В Харьковском комитете Российской социал-демократической Рабочей Партии снова обнаружился знаменитый оратор, нелегальный «Артем»… Нелегальный этот по виду рабочий, в действительности интеллигент, живущий без прописки в рабочем районе, и потому ведение наружного за ним наблюдения невозможно… Он недавно вернулся из Петербурга, куда выбыл из Харькова в начале сентября… Отличаясь необыкновенной способностью убедительно говорить, он пользуется большим расположением рабочих… В Петербурге, по его словам, участвовал в депутации, просившей разрешения хоронить убитых в октябрьских беспорядках. С прибытием в Харьков «Артем» возобновил собрания, из которых состоялось уже два — первое в губернской земской управе, где «Артем» собрал забастовочную прислугу больниц Александровской и Сабуровской, а также на заводе Гельферих-Саде.