И вот уже на улицах устраиваются нападения на демонстрации моджахедов. Дело, как всегда, доходит до спровоцированных вооруженных столкновений. На улицах – уже кровь тех, кто делал революцию. На моджахедов обрушивается лавина обвинений в измене исламу, родине, предательстве, шпионаже.
Моджахеды не сдаются, из всех оппозиционных режиму сил они проявляют наибольшее упорство. Несмотря на официальный запрет, на улицах можно видеть девушек и молодых парней, из-под полы продающих свою боевую газету «Моджахед». Облавы следуют за облавами, но организацию вытравить не удается. Тогда власти прибегают к методам варварского устрашения: на глазах родителей вешают 12—14-летних «моджахедов», захваченных с оружием. По всей стране проносится глубокая, с болью волна возмущения. Но в ответ – новые расстрелы, аресты. Часто моджахеды, чтобы не подвергаться зверским пыткам, подрывают сами себя гранатами, когда оказываются в безвыходном положении. Казалось бы, уже вот все – разгромлено. Но в ответ – вдруг мощный выход на улицы десятков тысяч моджахедов с оружием, следуют нападения на штабы пасдаров, «хезболлахов», подожженные автомашины на улицах. Вновь стрельба. Но всем понятно: моджахеды живы, не сломлены. Действия, конечно, с отчаяния, иногда неразумные, но последовательные с точки зрения логики борьбы, которая ведется против них.
Конечно, не избежала своей участи Народная партия Ирана (НПИ), или, как ее еще называют, «партия Туде». Она так же, как федаи и моджахеды, полностью поддержала революцию, затем смирилась с ее трансформацией в «исламскую» революцию, выступала в поддержку режима, даже объявила религиозно-политическое духовенство «революционными демократами», хотя и подвергала его критике за непоследовательность, за нападки на Советский Союз, на коммунизм.
Если НПИ пока не представляла опасности для режима, то потенциально она могла ею стать. С ней было решено покончить в последнюю очередь. Небольшие налеты, наскоки начались с первых месяцев после революции, подготавливалась, так сказать, почва для разгрома.
После нанесения успешных сокрушительных ударов по федаям и моджахедам – наиболее сильным в физическом плане противникам режима – справиться с НПИ было легче.
Решающий удар по ней был нанесен летом 1982 г. уже после моего отъезда из Ирана.
Левое движение в Иране сыграло решающую, ударную, т. е. главную роль в иранской революции 1979 г. И в этом его историческая заслуга. Оно, однако, в силу конкретных условий страны и исторических причин не смогло объединиться и повести за собой народ в самый сложный для любой революции период – послереволюционный. Оно было физически разбито их идейными противниками и подавлено.
Свершилась «третья революция».
Наведение «порядка» в своем лагере
Встав единолично у власти, духовенство, тем не менее, не представляло собой группировку с полным единомыслием. Мы уже упоминали о борьбе с аятоллой Шариат-Мадери – старшим среди «великих аятолл», который был главой исламской общины Ирана до приезда Хомейни из ссылки. Его начали всячески компрометировать за связь с шахом и его властями. Затем Шариат-Мадери фактически посадили под домашний арест в Куме, т. е. не дали ему ни выступать перед своими приверженцами, ни принимать посетителей.
В начале января 1980 г. в Куме разразился скандал: сторонники Шариат-Мадери устроили погромы, требуя освобождения его из-под домашнего ареста. Побили магазины, дома, двинулись к дому Хомейни. На защиту поспешили пасдары, армейские части. Узнав о стычках в Куме, азербайджанцы – сторонники опального аятоллы в Табризе – вновь захватили радио и телевизионную станцию. Конфликт вспыхнул с большой силой. Выступление власти подавили, объявили: «Вчера, дескать, когда стало известно о готовящемся выступлении, Шариат-Мадери попросили обратиться к своим сторонникам с просьбой воздержаться от выступлений, но он отказался это сделать. Так вот: сегодня от него уже потребовали, чтобы он не поддерживал «контрреволюционеров», не то…»
На следующий же день были спешно организованы демонстрации на улицах «за единство – против Шариат-Мадери» с призывом в знак поддержки этого лозунга… не работать неделю!
В дальнейшем были кое-какие попытки сторонников Шариат-Мадери установить с ним контакты, но безуспешно – он сидел фактически пленником в Куме. Ну а конец ему придумали стандартный. В 1982 г. его вместе с авантюристом Готбзаде обвинили в «заговоре».
Шариат-Мадери показали по телевидению, он в чем-то каялся – в чем, мало кто понял. На нем поставлен крест. Так же, как и на Бехешти.
Других «мятежных» аятолл просто арестовали, как, например, Техрани из Мешхеда.
Как-то в начале 1982 г. мы подсчитали, за послереволюционное время, т. е. за три года, было убито более 70 видных религиозных деятелей, имена которых были широко известны по всей стране. Это, несомненно, отражение внутренней борьбы, в том числе и внутри самого духовенства.