Наш Ближний Восток

Хомейни вынимает платок, подносит к глазам, истерический плач усиливается. На балкончике, обхватив голову руками, стуча по ней (вернее, по тюрбану) в отчаянии кулаком, спиной к стене, на корточках мучается Ахмад. Телекамеры в этот момент крутятся быстро, нужно поскорее выхватить, передать в эфир эти бородатые, усатые лица, глаза, наполненные слезами… Странная картина, которую, наверное, нигде не увидишь в сегодняшнем мире, кроме Тегерана…

Никуда из своего дома Хомейни не выезжал. К нему приезжали из разных концов страны, некоторых он принимал. Иностранных послов прекратил принимать, когда еще находился в Куме. Канцелярия всем давала ответ: на это есть МИД и правительство. Иностранные делегации иногда принимал, но редко, лишь очень важные, например, глав государств исламских стран.

Вообще Хомейни стремился постоянно демонстрировать, что в стране есть парламент, правительство, различные власти, которые должны решать все вопросы, он – лишь духовный наставник. Это ему не всегда удавалось. Время от времени он взрывался проповедями по насущным делам руководства страной, что не только отражало тот факт, что он в курсе всех важнейших дел, но и служило директивными указаниями.

Все, конечно, хорошо знали, что ни одно крупное дело, ни один принципиальный вопрос не может быть решен без согласия Хомейни. Не могло быть и сделано ни одного крупного назначения в верхушке государства без его одобрения.

Хомейни умело расставлял своих людей на ключевые посты. Заметив, например, растущее влияние Бехешти, он, видимо, понял, что просто осадить этого человека будет трудно. Он назначил его верховным судьей, поставив одновременно на пост прокурора своего зятя. Уехав из Кума, он провозгласил главой теологической школы, а позднее и своим преемником аятоллу Монтазери – также своего родственника.

Поскольку Хомейни, несмотря на формальный отход от власти, фактически не выпускал ее руля из своих рук, он подвергался нападкам даже со стороны части религиозных деятелей, указывавших на обещания Хомейни, данные им во время нахождения в Париже, – после победы революции удалиться в Кум и заниматься лишь теологией. Обещания, которые он не сдержал.

Как-то в начале 1981 г., через два года после революции, по телевидению передали фильм о Хомейни, снятый во время его ссылки в Париже, т. е. два года тому назад. На экране был приветливый, подвижный, общительный пожилой человек (не старик, хотя и с белой бородой). Он то смеялся, то слушал серьезно, лицо его было подвижным, глаза блестели хитрецой. Какой контраст с угрюмо-величавой маской насупившегося старца!

Слухи о болезни Хомейни то возникали, то спадали. Иной раз послушаешь сведения из «верного источника» и подумаешь: сколько же раз Хомейни «находился при смерти», даже «умирал»? Было известно, что, помимо иранских врачей, его неоднократно смотрели западногерманские и швейцарские специалисты, что у него неважное сердце и с глазами плохо и т. д. Лучше спросить, чего же нельзя найти у 83-летнего человека.

Свою линию имам вел упрямо и в принципе последовательно: исламское правление – вот она, цель. Он мог и поправить себя, когда убеждался в перегибах. Одно время, например, он с презрением говорил об экономике, особенно о промышленности, о технических специалистах. Главное – это вера в ислам, восклицал он. Пришло время, и уже весной 1981 г. Хомейни начал призывать к энергичным действиям в руководстве экономикой – к всестороннему развитию промышленности и сельского хозяйства.

В своих проповедях он ввел термин «мостазефины», которым он характеризовал угнетенных, обездоленных, хотя, как говорят специалисты-исламоведы, в Коране этот термин обозначает тех, кого надо брать под опеку, включая немощных и слабоумных. Хомейни даже выбросил лозунг «мостазефины всех стран, соединяйтесь в борьбе против империализма Востока и Запада!».

Пришло время, и в феврале 1982 г., выступая перед депутатами парламента, он заявил: сейчас в стране правит «средний класс» – опора всего общества; пока существует «средний класс» – будет и опора исламской республики. Где же мостазефины? Пропали. Хомейни уже начал готовить идеологическую платформу для обоснования открытой смычки духовенства с иранской буржуазией – процесс, на мой взгляд, неизбежный ради сохранения духовенства у власти.

Это было, однако, позже. А сейчас – ко времени нашего описания, летом 1981 г., – была ликвидирована неожиданно возникшая было для духовенства опасность в виде «наполеонства» президента Банисадра. Казалось, что верх взял его противник Бехешти… Ан не тут-то было! Верх взял Хомейни.

Бехешти

Это имя уже упоминалось нами ранее, давалась ему походя и характеристика. Надо теперь закончить его жизнеописание личными впечатлениями.